Сжал конфетку сильнее, боясь сделать больно, но она вновь дернулась, заставляя меня усилить хватку.
– Да не вертись ты! – прикрикнул, прижимая девчонку ближе, не позволяя освободиться и, кажется, даже вздохнуть.
Оттянул пальцами ворот ее футболки, оголяя плечо, и замер, пытаясь понять, что это, черт побери, за хрень.
Несколько раз моргнул, стараясь сориентироваться, и вроде как окончательно протрезвел от увиденного.
Вот дела.
А я-то, дурак, подумал, что она себе татуировку набила…
Теперь, при ближайшем рассмотрении, оказалось, что на предплечье Михаль красовался огромный синяк.
Приличный такой кровоподтек, который смотрелся дико на нежной, девичьей коже.
– Кто это сделал?
Проклятье, неужели эти уроды наведывались в салон, во время моего отсутствия, и угрожали Михе? От этого она, видимо, и сбежала, а я, идиот, все принял на своей счет!
Конфетка больше не вырывалась, сидела неподвижно у меня на коленях, и продолжала упорно молчать, откровенно игнорируя вопрос.
– Кто. Это. Сделал? – Выдохнул сквозь зубы, цедя каждое слово, чувствуя, что уже теряю терпение.
– Сама ударилась, – произнесла негромко и тут же, будто опомнившись, убрала мою руку со своего плеча, поправляя футболку.
– Я сейчас, бля#ь, что-нибудь сломаю. Эти уроды опять возвращались?
– Какие? А, те, двое? Нет.
– Не ври, – удивляясь, как я все еще умудряюсь сдерживаться и не кричать, я встряхнул конфетку, требуя ответа.
– Да не вру я! – Ее нижняя губа задрожала, а во взгляде проскользнуло столько обиды, что и дураку стало бы понятно, что я перегнул палку.
Проклятье, девчонке же и так не сладко, так еще и я туда же.
Матеря про себя весь этот детский сад, с которым я, черт знает зачем, связался, решаю изменить тактику.
Пересадив Миху обратно на продавленный диван, сжал ее подбородок, заставляя посмотреть в глаза. Да уж, тут одного взгляда достаточно, чтобы понять: чуть надави – и получишь истерику на два часа, тогда-то я уж точно ничего вразумительного от нее не услышу.
Ладно, попробуем по-другому.
Как там это делается-то? Опра, мать ее, Уинфри отдыхает.
– Так, Михаль, успокоилась и быстренько рассказала, что случилось. Только без слез мне тут, договорились? Нечего сырость разводить. А то как огрызаться, так мы взрослые, а на деле – детский сад.
– Нет, не расскажу. Это личное, – упрямо мотает головой, явно не желая сдавать пароли и явки.