– Ты хочешь найти того человека, – продолжил он. – Это видно. Но знай: правда может оказаться хуже, чем ты думаешь. Прошли годы, пока я стал сильнее, умнее, терпеливее. Эти беседы, работа в кузнице, книги, которые я изучал по ночам – всё это стало частью подготовки. И когда я наконец решил, что пора двигаться дальше, мой путь привёл меня в Санкт-Петербург, где началась моя жизнь детектива. Шум карет за окном смешивался с гулом людских голосов, создавая ту особую атмосферу вечера в Санкт-Петербурге, когда город ещё не спал, но начинал замедлять свой ритм. Я стоял у входа в оперный театр, сжимая пальцами жёсткую ткань плаща. Вокруг нас Дмитрием суетились богатые горожане, прибывшие на премьеру. Их смех и негромкие разговоры утопали в звуке шагов по мостовой, освещённой газовыми фонарями. Театр сиял, словно драгоценный камень: высокие колонны, покрытые золотыми узорами, и мраморные ступени излучали величие, недосягаемое для простых смертных.
– Следи за залом, – коротко бросил Дмитрий, глядя на толпу у входа. Его лицо, едва освещённое светом фонаря, выглядело напряжённым.
– Уверен, что наш человек уже внутри, – тихо ответил я, сканируя взглядом каждую фигуру в толпе. Люди входили в театр, передавая билеты помощникам, их движения были уверенными и расслабленными. Но на лицах некоторых я видел нечто иное – сдержанное беспокойство или поспешность, которые могли означать всё, что угодно. В руках у Дмитрия была небольшая записная книжка. Он делал в ней пометки время от времени, бросая короткие взгляды на лица прохожих. Я же следил молча, стараясь уловить даже мельчайшие детали. Вдали, на мостовой, послышались звонкие удары копыт – очередная карета прибыла к театру. Её пассажиры, очевидно, были высокопоставленными гостями, что вызвало новую волну шёпота среди публики.
– Ты нервничаешь, – заметил Дмитрий, не отрываясь от записей. Его голос был резким, но в нём звучала привычная нотка насмешки.
– Нервничаю, потому что знаю: сегодня что-то произойдёт, – ответил я, продолжая наблюдать. Это чувство не покидало меня с того момента, как мы получили письмо с угрозой. – Чувства хороши для поэтов. Держи голову ясной, Пётр, – бросил он, закрывая записную книжку. – Заходим. Внутри театра было ещё великолепнее. Пол из мрамора отражал свет многочисленных люстр, а запах воска и дорогого парфюма смешивался в воздухе, наполняя его почти осязаемой роскошью. Мы прошли через вестибюль, следуя за потоком людей. Лестницы, ведущие на балконы, были украшены резьбой, а стены покрыты панелями с золотыми орнаментами. Это место дышало искусством, но я не мог отделаться от ощущения, что за этой внешней красотой скрывается что-то тёмное. Мы заняли свои места в задней части зала, откуда открывался вид на сцену и аудиторию. Дмитрий расположился рядом, вытянув ноги и как будто расслабившись, хотя я знал, что он наблюдает за каждым движением вокруг.