Пошире, пожалуйста. #cтоматологическая_поэма - страница 3

Депульпировали верхнюю шестёрку.

Я думала, это семёрка, но нет, шестёрка.

Ну да, я же две восьмёрки удаляла, вспомнила я.

Нижнюю левую на Пироговке в третьем меде и верхнюю правую на Красносельской, в бесплатной скорой стоматологии.

Давно это было.

Шестёрку, значит.

Но от этого не легче.

В ней оказалось четыре канала.

Четвёртый – тонюсенький и дважды изогнутый.

Два часа с открытым ртом и…

– Через десять минут у меня следующий пациент, у него очень мало времени, поэтому я вам сейчас положу лекарство, поставлю временную пломбу, во вторник продолжим. Не хочу торопиться. Если хотите, я вам в следующий раз соседнюю семёрку подлечу, там кариес.

– Конечно хочу, – говорю я

и иду расплачиваться на ресепш.

– Запишите меня на вторник так,

чтобы после меня никого не было, – говорю.

– В смысле?

– В смысле, за два часа мы не успели

сделать всё, что хотели…

– А я подумала, что вы хотите Зинаиду Зурабовну куда-то с собой забрать.

– Нет, я хочу, чтобы она никуда не торопилась.

Это очень интересная мысль, забрать с собой ЗЗ,

но зачем, а главное, куда?

– Ну, вечер у неё уже занят в шесть и семь тридцать, работаем мы до девяти, давайте на три? У вас будет три часа.

– Годится.

– Давайте и дальше распишем, пока она ещё не всё время занята?

И мы записываем меня на четверг (26 октября) в десять утра и на следующий вторник (31 октября) тоже в десять, оба раза на по два часа.

Они считают, что этого будет достаточно.

Это в смысле под коронки с одной стороны.

А с другой стороны —

это будет уже другая история,

не такая быстрая.

Потому что дорогая, да…

10—30 августа 2001 года

Сломался верхний зуб передний.

Об воблу.

Потому что мёртвый был.

Хруп – и дыра посередине рта.

Очень обидно.

Потому что видно.

То, что с боков зубов нет давно,

эти не видно,

если не улыбаться,

а такую выбоину никак не утаишь.

А по работе моя зам, Оксана, говорит:

– У меня отличный знакомый протезист есть, давай, говорит, отведу.

И отвела.

Доктор,

назовём его Анатолий Иванович,

потому что я уже не помню, как его звали,

принимал дома,

по адресу, который тоже не важен,

поскольку уже лет через пять его там не жило,

и вообще в стране, похоже, не было.

На стуле принимал.

Бор-машина его

на крюке, вбитом в потолок, висела.

В движение приводилась педалью.

– Сто долларов, – оценил ущерб Анатолий Иванович, изучив мою пасть.