Мария и Фрол продолжали устраивать частые ночные свидания, стараясь по совету Елены, и как того требовало элементарное приличие, сохранять от окружающих свои столь близкие отношения.
В самом начале зимы Мария вошла в спальню «сестры», как обычно пожелать ей спокойного сна да прочитать совместную вечернюю молитву. Но на этот раз она отложила в сторону молитвослов и, присев на край кровати, долго собираясь с мыслями, тихо произнесла, глядя в пол,
– Лена, я скажу тебе невероятную новость, Я беременна… У меня будет маленький ребёночек, маленький малыш или малышка… – она умолкла, боясь взглянуть на Елену, ожидая реакцию «сестры».
Наступила тишина. Елена молчала.
От волнения у Марии задрожали губы, -«Почему она молчит», – она была готова расплакаться от такого безразличия близкого ей человека.
– У нас будет мальчик или девочка? – вдруг произнесла Елена, – Ты кого хочешь?.. – она с теплотой посмотрела на сестру и обняла её.
Они долго сидели, обнявшись, тихо беседуя, то веселясь, то, растрогавшись, вытирали с лица быстрые женские слёзы.
Кода стало трудно скрывать грех Марии, сёстры решили перебраться на время в Смоленск, где и переждать появление младенца.
За их каретой следовало несколько подвод со всевозможным домашним скарбом. Из слуг в город взяли только Ульяну. Ей одной была открыта причина отъезда, так как по поводу горничной у помещиц был продуман весьма необычный план.
В последнюю перед их отъездом ночь, прощаясь с Марией, Фрол в душе радовался тому, что их тайна останется только их тайной, что удастся избежать всевозможных толков и сплетен.
Мария провела ночь в слезах, переживая будущую долгую разлуку. Умоляла чтобы Фрол не забывал её и дождался с их дитём, что б не нашёл бы себе какую-нибудь девицу из молодых крестьянок.
Прощаясь, она объявила ему, что будет с нетерпением ждать его в Смоленске с поручениями от управляющего,
– Ему дано такое указание, так что будем изредка встречаться, – добавила она.
Роды прошли без осложнений, мальчик рос здоровеньким и крепким, благо молока у мамы было в избытке.
Фрол, как и предполагалось, иногда навещал Марию и сына и постепенно привыкал к роли отца и главы семейства. Играя с младенцем, слушая его первый лепет, видя его первые неуверенные попытки встать на ножки, он всё больше привязывался к этому новому, явившемуся в этот мир, человечку. Чем крепче становилось это чувство, тем мучительнее становились его мысли об устройстве их дальнейших отношений с Марией.