Пожилой боец вылез последним и попытался объяснить, размахивая руками, что в подполе никого нет. Немец отпрянул от него и выстрелил.
Получив ещё один удар по голове, Юрий оказался снаружи.
Раздались взрывы гранат. Юрий посмотрел в ту сторону. Немецкие солдаты забрасывали гранатами избу, в которой находились раненые красноармейцы.
Офицер, у которого, как заметил Юрий, на петлицах были молнии, медленно шёл вдоль строя и через несколько шагов останавливался и повторял,
– Коммунистен, официрен, йюде, выходийт, – и показывал на группу пленных стоящих в стороне под охраной автоматчиков.
Если никто не выходил, он внимательно всматривался в пленных и, только убедившись, что среди них таковых нет, шёл дальше. Иногда он указывал на кого-то из стоящих и произносил, или «йюде, или «официрен». Солдат отводил пленного в сторону.
Рядом с Юрием стоял лейтенант. Он успел переодеться в солдатскую гимнастёрку и пилотку. Немецкий офицер остановился напротив и показал своему солдату на пилотки. Тот сбил их с головы Юрия и лейтенанта. Офицер, улыбаясь, ткнул пальцем в лейтенанта,
– Дункель официрен, – он изобразил пальцами, что-то вроде ножниц, – Чик-чик, – и показал на коротко постриженную голову Юрия, стрижка которого совсем не вязалось с чубом лейтенанта.
Пройдя до конца строя, офицер каким-то только ему известным методом выявил среди пленных двух евреев.
С задней шеренги раздался голос,
– Господин офицер, господин офицер! – вперёд протиснулся невысокий лет тридцати боец. – Вот коммунист, – и он показал на стоящего сзади бойца, – я их всех знаю, и коммунистов, и комсомольцев.
Он стал ходить вдоль строя и указывать на стоящих в строю пленных.
– Все, больше никого нет, господин офицер.
– Гут, – офицер кивнул солдату в сторону отобранных пленных.
Тот отвёл предателя к тем, кого он только что выдал, не смотря на то, что он упирался и умолял,
– Господин офицер, я вам пригожусь, я готов служить немецкой армии…
Пленных построили и погнали, поторапливая выстрелами и прикладами, в сторону ближайшей железнодорожной станции.
Когда колонна выходила из деревни, раздались автоматные очереди. Расстреливали отобранных офицером красноармейцев полка.
Расстреливали и тех, кто не мог долго идти из-за ранения, и падал, и тех, кто пытался им помочь.
«Окруженцев» гитлеровцы считали партизанами и для них эти пленные были вне закона.