.
– Его мама держит рынок «Южный». И когда Сиринга была уже беременна, та заявила, что ничего и слышать не хочет о ребёнке! – и чистота стекла стекла, сверкая, из её глаз.
– Мама, прекрати! – произнесла Сиринга изменившимся голосом. – Ни то я сейчас и сама заплачу!
– И ей на пятом месяце беременности пришлось делать вызывающие роды! – с трудом, сквозь слезы и накативший ком к горлу, закончила Лотида.
– Мама, перестань! – властно крикнула на неё Сиринга. Но вместо того чтобы начать уже с ней ссору, с театральной поспешностью кинулась в материнские объятья. Чтобы вновь окунуться в море слёз, кругосветку по которому на белой яхте воспоминаний ещё недавно считала для себя уже оконченной. Но в лице Сиринги появилось вдруг столько боли, будто бы её снова заставили окунуться в воспоминания слайды, которые она сделала за время своего путешествия. И которые навсегда вцепились в её память.
– Но я люблю тебя! – признался Ганеша, которому надавили на «кнопку» Агапе, окончательно раздавив в нём Банана. – Теперь всё у нас будет хорошо. Честно-честно! – попытался он ветхо улыбнуться, протягивая ей полотенце фразы.
Так что их отношения так и продолжали бы топтаться на месте – под шатёр более глубокой взаимности, если бы любившая выпить Сиринга одним угарным вечером сама не перевела их из общения в менее поверхностную фазу. Короновав этот вечер тем, что вытащила из Ганеши быка за рога. Придав ему (этому быку – Банану, этому homo sa’penis) статус официального соприсутствия в их взаимоотношениях. Так что в другой раз, при попытке сбросить его со счетов, Банан поначалу долго фыркал и тёр рогом о стену, пока не понял, что его снова как бы нет. И публично попросил отметить в его учетной карточке простой оборудования для продолжения рода, выставив её несанкционированное поведение на всеобщее смущение в кругу её семьи.
Но в тот куражный вечер…
Счастье советского гражданина – в руках государства. Но совок умер. И счастье вывалилось у него из рук и куда-то затерялось.
Но Ганеша, Сиринга, её одноклассница Ахлис и ещё одна соседская молодая чета решили отыскать счастье у их общего друга, который жил недалеко от них в частном коттедже.
Но не застав друга дома, они уныло побрели по проспекту обратно, склонённые под гнётом необходимости вести хоть какой-то разговор к асфальту.