Ее величество принимала моего отца в начале десятого часа в спальне, и он всегда заставал ее уже за работой: за вышиванием или рисованием какой-нибудь вещи, которая потом дарилась или продавалась на благотворительных базарах.
Его величество тоже давно был на ногах и уходил в свой кабинет для принятия докладов. Кроме чисто медицинского разговора, ее величество почти всегда задерживала моего отца или расспросами о нашей семье, так что в конце концов они знали весь наш образ жизни и привычки, или какими-нибудь поручениями благотворительности, или разговорами об их высочествах. Ее величество, как редкая мать, входила во все мелочи жизни своих детей, выбирая им книги и занятия, распределяя их день, читая и работая с ними. Когда кончались уроки, великие княжны шли за рояль или за рукоделия, в которых они были большие мастерицы.
Кроме вышивания, они должны были шить для бедных, так же как и свитские дамы, каждой из которых ее величество поручала набирать, в свою очередь, по двенадцать дам для изготовления определенного количества теплых и нужных вещей. Все это отсылалось ее величеству, разбиралось и сортировалось фрейлинами и великими княжнами и рассылалось по приютам или лично им известным бедным семьям.
Мы жили в Царском Селе на Садовой улице, против большого Екатерининского дворца, и каждый день около 3 часов внимательно глядели в окно: в эти часы великие княжны и наследник, а иногда и императрица ездили кататься.
Мы знали это уже по тем приготовлениям, которые происходили в находящейся в нашем дворе конюшне. В этой конюшне были лошади их величеств, а лошади великих княжон и наследника стояли отдельно, но, тем не менее, всегда заезжали сюда за конюшенным офицером, присутствовавшим при всяком выезде их величеств и их высочеств. Кроме того, шли всегда два конюха, расстилавшие коврики, а на запятках карет государя и императрицы стояли гайдуки в высоких шапках и синих кафтанах; за великими княжнами и наследником скакали конвойцы[2].
Его величеству и ее величеству подавали русский выезд. Долго запрягали лошадей, в последний раз все чистили и приводили в порядок, и наконец появлялся толстый кучер в медалях, которого несколько конюхов начинали подсаживать, запахивать на нем кафтан и подавать вожжи. Усевшись, кучер неизменно крестился, конюшенный офицер становился на подножку, и пара медленно двигалась с нашего двора под арку на Дворцовую улицу, а оттуда в ворота Александровского парка.