Конечно, интерпретационные рамки холодной войны имеют под собой основание; они соответствуют духу поляризации своего времени. Однако их недостаточность очевидна, когда речь идет об анализе пограничных случаев. Как правило, это относится к перестройке, ознаменовавшей временной предел холодной войны и представившей собой поворотный момент, когда советский опыт становится одновременно слишком похожим на западный, чтобы изучать его как исключительный, но все еще слишком отличается от западного, чтобы можно было напрямую применять к нему модели, принятые на Западе. В научных работах о советском обществе эта неопределенность вызывает явные методологические затруднения. Самый подробный анализ осторожно останавливается на начале перестройки, как будто она внезапно положила конец советской специфике24. И наоборот: как мы уже видели, исследователи, рассматривающие перестройку с точки зрения якобы универсальных процессов, таких как модернизация, переход к демократии или создание партийной системы, склонны объяснять поведение ее протагонистов с помощью устоявшихся идеологических категорий, которые, как выясняется, неуклюже вписываются в реальность российской политики.
Другой подход к политической мысли
Сложность насыщенного политического и интеллектуального периода перестройки, охватывающего разные эпохи и идеологии, требует нового подхода к советской либеральной интеллигенции, который бы основывался на ее собственных концепциях и проблемах. В этой книге мы предлагаем нюансированное толкование этой политической мысли, выработанной в пылу борьбы, на пересечении идеалов, унаследованных от прошлого, полемики момента и стратегических соображений политической борьбы. Для герменевтического и исторического подхода к текстам очень важен контекст их выражения и восприятия. Подобный метод восстанавливает линии разлома основных дебатов, противопоставляющих либералов их националистическим и консервативным коммунистическим оппонентам, а также разделяющих советских либералов между собой, как настоящие вехи революционного процесса, где события следуют одно за другим со скоростью, которая обманывает ожидания всех действующих лиц. Притом что этот подход подчеркивает скорее индетерминизм мысли, чем ее структурную предопределенность, он также направлен на то, чтобы выявить ее нормативные основания, то есть неявные нравственные ориентиры, которые определяют различные варианты политической стратегии. В целом мы стремимся возродить надежды, разочарования и дилеммы интеллектуалов, чтобы более детально объяснить причины их политических действий, последствия которых оказались столь жестоко парадоксальными. При этом мы не стремимся дать очередное объяснение причин краха демократии в постсоветской России, обусловленного множеством структурных и конъюнктурных факторов