Наступила середина лета и пришла пора мне уходить в положенный отпуск, но я никак не хотел расставаться на месяц с Анжеликой. Тогда же она меня поддержала и сказала, что дождётся, но при условии, что за отпуск я решу вопрос с Ниной. Я ответил ей согласием, но надо мной, как дамоклов меч висело обещание, которое я дал Нине: летом мы обязательно должны съездить отдохнуть на море. Она никогда не видела моря, и я решил ей его показать. Я уже жалел об этом данном своём обещании, однако не выполнить его я не мог, таков уж мой принцип. Собрав остатки совести, я всё же отправился с ней к морю, но те десять дней стали самым настоящим мучением. Нина видела, что со мной что-то не так, однако я уверял её в обратном. Отправляясь в отпуск, я рассчитывал, что мы будем жить у моих родственников в их квартире и у нас будет минимум времени оставаться с Ниной один на один. Но как это бывает по известному закону, моя родня предоставила в наше распоряжение дачу прямо на берегу моря. Я был к такому не готов, однако деваться было некуда. Все десять дней, что мы там пробыли, я вёл себя отвратительно. Таким Нина меня никогда не видела. Я много пил, грубил ей, отказывал в сексе, но её терпению мог позавидовать любой. Она мало того, что прощала мне все мои выходки, она меня даже жалела, будто знала, что я нахожусь на каком-то распутье. Я просыпался каждое утро от нежных её поглаживаний по голове, но я брезгливо отстранял её руку и, поднявшись, старался как можно быстрее отдалиться от неё. Мне становилась невыносима сама мысль, что мы с ней спим в одной кровати и в конце концов, по возвращении домой, это свершилось.
Едва мы оказались в нашей коммуналке, я, сославшись на срочный вызов на работу, наконец вырвался из тяготившего меня плена. Примчавшись в отдел, я был неприятно огорчён, узнав, что Анжелика уже несколько дней была на больничном. Набрав её номер, она весьма холодно со мной разговаривала и не пожелала, чтобы я немедленно к ней приехал. А после её вопроса: «Ну как съездили?», мне всё стало ясно. Она ревновала к Нине, к тому же я ей не сказал, что мы собирались ехать отдыхать. И тогда я понял: настал момент истины. Я не мог больше тащить этот груз и, вернувшись в коммуналку, во всём признался Нине. Сказать, что она была расстроена, означало не сказать ничего. Она плакала, умоляла одуматься, вставала на колени, преграждала мне выход. Мне до сих пор стыдно. Мне стыдно за себя и за то, как я тогда поступил с самым добрым и чистым человечком, которого я на тот момент знал. Сказать, по правде, у меня до сих пор возникает дикое желание разыскать её и извиниться за всё то горе, что я ей причинил. Но я не знаю, где она сейчас живёт и что с ней. Довольно долгое время до меня ещё доходили слухи, что через полгода она встретила другого мужчину, родила от него и они уехали из столицы, но всё это были лишь не проверенные слухи. Её след был утерян и уже более двадцати пяти лет я о ней ничего не слышал.