– Алло!
– Мария Степановна?
Этот тихий вкрадчивый голос принадлежит ненавистной мне математичке – той, что затеяла Олимпиаду.
– Да, Юлия Аркадьевна, здравствуйте!
– Как ваши дела? Уже выехали?
– Да вот как раз едем. Не волнуйтесь, будем вовремя.
– Да мне собственно, что волноваться? Это в первую очередь нужно вам, вашему ребенку. Но я не об этом. Вы ведь на машине?
– Да (внутри растет раздражение и предчувствие какой-то очередной подставы)
– Тогда будьте добры, сделайте небольшой крюк. У Сонечки Смирновой мама не может поехать. Захватите ее пожалуйте с собой.
Я испытываю огромное желание выругаться вслух. Небольшой крюк. Да как у нее язык то повернулся. Это мне из Медведково на метро Сокол и потом снова в Медведково. И это утром в час пик. Да мне б тогда просто успеть на Олимпиаду. Но пока я это все в голове кручу, губы сами собой послушно повторяют:
– Конечно, захватим. Дайте маме мой телефон. Мы созвонимся.
– А я уже дала. Я знала, что вы не откажете. Спасибо и удачи на Олимпиаде.
Последние слова она произносит особенно дежурно фальшиво. Вот честное слово, когда-нибудь я этой дамочке все выскажу, что внутри накопилось. А пока что поворачиваюсь к водителю и командую:
– У нас изменение маршрута. Сейчас внесу в телефон.
Тот в ответ флегматично кивает головой. Ему то что? Наши деньги – его время. Кстати! Время!
Лихорадочно быстро меняю в заказе маршрут, выхожу из программы и набираю номер мужа. Послушно жду, пока в трубке нудно и протяжно звучат длинные гудки. Потом наконец-то до боли родной голос неприветливо бурчит в трубку:
– Да. Что-то срочное?
– Нет, не очень, – я внутренне съеживаюсь. Начало разговора не располагает к информации, которую я хотела донести.
– Маша, – муж начинает говорить тихо и быстро, – у меня совещание через пять минут, и тебе об этом очень хорошо известно. (Еще бы мне неизвестно, я когда – то на этих совещаниях присутствовала). Если по делу, то говори, если просто поболтать, то я перезвоню, как только будет свободная минута.
Эх, мне бы сейчас заявить резко в ответ, что этих свободных минут у него с каждым днем для меня все меньше и меньше. Мне бы здесь и сейчас донести до него, что достало меня такое к себе мебельное отношение. Заорать, что я тоже человек и что на данный момент самый близкий ему человек. Вместо этого скороговоркой сообщаю.