– Ты ведь понимаешь, что здесь бессилен даже я. В состав Государственного Совета Норвегии я пока не вхожу.
Долгий холодный взгляд Теодоры заставил его замолчать.
– Когда тебе больно, ты грубишь.
Роман признал ее правоту, но лишь про себя. Он обошел стол и устало опустился на стул, положил локти на тяжелую темную столешницу, потер брови указательными пальцами.
– Я всего лишь частный адвокат, а не Господь Бог. Я верю Томасу Марчеку так же, как и ты, но не могу предопределить ход его дела.
– Брось, мы оба знаем, что ты можешь хотя бы попытаться!
Теодора всегда была проповедницей справедливости и воли к активным действиям. Романа это и восхищало, и злило. Она не умела сдаваться. И порой ее упорство выходило всем боком. Теодора видела выход для всех, кроме одного человека. Самой себя. И этого Роман понять не мог. Этот камень преткновения всегда разводил их точно по разным берегам реки. Ее жертвенность и стремление делать все ради других он осуждал. Она же не скрывала своего презрения к его эгоистичным взглядам и холодности, с которой Роман так часто взирал на мир. Они могли прийти к согласию в чем угодно, кроме самого главного – морали.
– Однажды я попытался! Потому что ты настояла. И тогда я тебя послушал. Все помнят, чем это кончилось. Не сомневаюсь, что и ты тоже. И тем не менее ты снова просишь меня о таком?
– Конечно, прошу! – Ей нелегко удавалось держать себя в руках. – Ты избрал помощь людям своей профессией, так соответствуй ей! У тебя есть право на попытку, почему бы просто не воспользоваться им? Какова вообще вероятность, что все пойдет по тому же сценарию? Я скажу тебе: она почти нулевая!
– Ошибка, повторенная дважды, становится выбором.
Теодора бессильно уронила руки, глядя на Романа сверху вниз из-под сошедшихся длинных бровей.
– Может быть. Но это ведь не твой случай.
– Что ты имеешь в виду?
– Не знаешь? Ошибки свойственны людям, Роман. Живым людям. Но ты ни за что не пойдешь на крайности для кого-то, кроме себя.
Роману показалось, что глаза Теодоры заблестели еще выразительнее, но он не успел понять, от гнева или от слез. Со стуком перевернув песочные часы на его столе одним резким движением, она быстрым шагом покинула кабинет и наверняка хлопнула бы дверью, не будь доводчика. Проводив ее взглядом, Роман спрятал лицо в ладонях, тяжело выдохнул и попытался унять жжение в уголках глаз.