Декабрьское утро. Северная станция Пальник-Шор.
Клацая на стыках, поезд торопливо набирал скорость, оставляя на пустынном перроне человека с большим рюкзаком у ног.
Оказавшись на тридцатиградусном морозе, Долгов зябко поежился, вобрав голову в куцый воротник далеко не зимней куртки. Проводил отрешенным взглядом последний вагон, забросил на одно плечо рюкзак и направился к вокзалу, неуклюже ступая в новых, еще не растоптанных валенках.
В свои пятьдесят лет Долгов имел крепко сбитую фигуру, в которой чувствовались здоровье и сила – этакий боровичок. Черные, выразительные глаза светились доверчивой добротой. Но иногда, словно от внезапной тревожной мысли, в этих глазах мелькала растерянность, свойственная человеку, попавшему нежданно-негаданно к черту на кулички и не ведающему, что его ждет.
Все тут было новое, пугающе необычное. Сразу за станцией начиналась заснеженная тундра. Она спускалась пологим косогором далеко вниз, к скованной льдом реке. Снег завораживал нетронутой белизной и свежестью. За рекой в морозной дреме замерли бесконечные лесные дали, уходящие за горизонт, растворенный в зимнем мареве.
Внезапно выплывший край по северному низкого солнца ослепительно вспыхнул, заливая верхушки деревьев золотистым цветом. Природа словно встрепенулась – радужно заискрила снегами, вытягивая по ним голубые тени деревьев и кустов. Пока Долгов стоял, любуясь незнакомой доселе картиной, с севера-запада, подгоняемая студеным ветром, надвинулась сплошная бледно-серая пелена. Ближняя ель, качнув вершиной, сбросила вниз свою белую шапку. Косо засверкали мелкие, колючие снежинки.