– Цзялянь, ну ты и соня, – как всегда закутанная в вуаль, высокая и стройная, Лин Босян приблизилась к девочке и склонилась над ней.
– Здравствуйте, наставница. – Мужун Цзялянь спешно поднялась и поприветствовала ее.
– К чему такая спешка? Уж не погоня ли за тобой? Или что-то случилось с твоим отцом? – Лин Босян нахмурилась, пристально вглядываясь в даль.
На горизонте смутно колыхались черные тучи – предвестники военных переворотов и восстаний. Лин Босян вовсе не хотела быть в них втянутой.
– Нет, что вы. Просто я не хочу становиться наложницей императора, вот батюшка и послал меня к вам под опеку на пару дней. Я у вас пережду, пока все не уляжется, и тут же вернусь домой. – Цзялянь угадала скрываемое Лин Босян беспокойство.
Девочка ловко развязала кожаный мешок на спине лошади, достала оттуда набитый золотыми слитками парчовый кошелек и почтительно двумя руками протянула наставнице.
Рожденная в семье мастеров, изготовлявших музыкальные инструменты, Лин Босян овладела игрой на цине[48] и в совершенстве освоила игру на пипа. При этом она никогда не показывала своего лица и круглый год ходила, завернувшись в черную или белую вуаль. Множество выдающихся юношей мечтали о ней, однако, услышав ее имя или почуяв ее аромат, они могли лишь горестно вздыхать.
Лин Босян никогда не брала учеников. Мужун Цзялянь была единственным исключением – все благодаря общественному влиянию ее отца, Красавца Мужуна. Цзялянь хорошо помнила, как в тот год, когда ей исполнилось шесть лет, отец снарядил быстроногих коней, заготовил благовония, шелка и прочие богатые подарки и отправился с визитом к Лин Босян. Она жила в роскошном тереме Цилигэ в центре Дундучэна, перед которым в тот день собралась толпа зевак, желавших поглазеть на красавицу, – яблоку было негде упасть.
Второй этаж Цилигэ был весь обвит цветущими «западными пионами», источавшими нежный аромат. В комнате стояла огромная плетеная кровать, на стене висел никому не известный свиток «Весенний сон под яблоней», фонарики из атласа были расписаны обольстительными фигурами танцовщиц – Цзялянь смутилась от их откровенности и не смела разглядывать. В бронзовой курильнице в форме журавля тлели ароматные пластинки, и едва девочка ступила на пестрый персидский ковер, смесь запахов вмиг ударила ей в голову.