– Я всегда любила предгрозовую атмосферу, – призналась она, пока они шли по пригородной улице. – Запах озона, тяжесть воздуха. Это словно… обещание.
– Обещание чего? – спросил Александр, заинтересованный её формулировкой.
– Перемены, – она пожала плечами. – Гроза смывает пыль, обновляет, меняет химический состав воздуха. После неё всегда ощущаешь мир иначе.
Они свернули с главной улицы на старую аллею, обрамленную высокими тополями. Листва шуршала под ногами, создавая хрупкую звуковую дорожку к их шагам.
– Вот он, – Александр остановился перед высоким кованым забором.
За черными прутьями виднелся двухэтажный дом викторианского стиля, окруженный садом – вернее, тем, что когда-то было садом. Сейчас это напоминало миниатюрные джунгли: заросшие кусты, дикая трава по пояс, плющ, карабкающийся по стенам дома, грозя поглотить его целиком.
– Сколько он простоял пустым? – тихо спросила Роза, рассматривая запустение.
– Почти год, – ответил Александр, отпирая ржавый замок на калитке. – С тех пор, как они переехали в город. Хотели быть ближе к лаборатории. Я остался здесь один, но потом тоже переехал в квартиру возле университета.
Калитка открылась с протяжным скрипом. Они прошли по заросшей дорожке к крыльцу. Александр помедлил, прежде чем вставить ключ в замок.
Восемь лет назад. Ему пятнадцать. Он открывает эту же дверь после школы. Из лаборатории в подвале доносятся голоса родителей – оживленные, прерывающие друг друга от возбуждения. «Невероятно! Посмотри, регенерация нейронов на пятьдесят два процента быстрее!» – голос отца. «Нужно сделать еще тесты, но, господи, если это подтвердится…» – мать, обычно сдержанная, почти задыхается от волнения. Он проходит на кухню, не желая прерывать их триумф, хотя уже тогда что-то тревожит. Что-то в их голосах – не просто научный восторг, но почти… одержимость.
– Саша? – голос Розы вернул его в настоящее. – Ты в порядке?
– Да, – он провернул ключ. – Просто… воспоминания.
Дверь открылась, и их встретил запах нежилого помещения – пыль, старая бумага, слабый отголосок химических реактивов, который, казалось, въелся в сами стены.
Холл был просторным, с высоким потолком и изящной деревянной лестницей, ведущей на второй этаж. Большие окна, сейчас покрытые тонким слоем пыли, должны были наполнять пространство светом, но из-за облачного дня и разросшихся снаружи растений в доме царил полумрак.