– Мы точно? – спросил Малой. – Уже четыре раза мимо.
– Ориентиры совпали, – отозвался Андрей.
– Они и раньше совпали. И почему опять я? Давай ещё раз проверим.
– Проверили. Копай.
К толстухам прислушалась женщина из окна на втором этаже. В домашнем халате и с бигудями, она навалилась на подоконник, и Андрей узнал тётю одноклассника, с которым никогда особо не дружил, хотя пару раз бегал на пустырь за хлебозаводом. Тётя одноклассника неожиданно начала ругаться с толстухами, доказывая, что дети очень даже правильно поступают, что занимаются ерундой, летом им и заняться больше нечем, а то, что вокруг столько чужого горя, – не повод одеваться в глухой траур, ведь чужого горя всегда с избытком.
– Мы живём, чтобы детям было хорошо! – крикнула тётя одноклассника.
Её лицо скривилось, побагровело, а ещё она так высунулась из окна, что Андрей разглядел её пухлую грудь. Затаив дыхание, ждал, что полы халата разойдутся и грудь выползет целиком, ну или наполовину, но халат держался крепко, и Андрей разочарованно вздохнул.
– Ты чего? – спросил Малой.
– Надо уходить.
– Почему?! Я глубоко! – Малой по локоть засунул руку в яму и подогнул кисть, чтобы рука вошла чуть глубже.
– Потом ещё выкопаешь. Идём.
– Куда?
– По ориентирам.
– Мы уже пять раз ходили!
Женщины продолжали ругаться, и Андрей, забрав лопату, повёл брата к кустам. Знал, что у одной толстухи из забоя вернулся сын. Не хватало, чтобы тот выскочил во двор и принялся размахивать наградным кайлом, если у него есть наградное кайло, или чем-нибудь не менее грозным вроде пневматической лопаты или отбойного молотка. Добравшись до кустов, Андрей соврал Малому, что у тёти одноклассника от злости разошёлся халат и на подоконник вывалилась её гигантская грудь.
– Настоящие дойки! – восхитился Андрей.
Малой перестал жаловаться. Обернулся в надежде что-нибудь увидеть. Ничего не увидел, потому что Андрей затащил его в кусты. Малой решил, что брат всё выдумал, однако представил, как расскажет друзьям про дойки, и заискивающе попросил описать их поподробнее. Андрей, усмехнувшись, ответил, что Малой слишком мал для подробностей, и дёрнул его дальше, к дороге. Напоследок они услышали, как со второго этажа доносится срывающийся голос:
– Мы живём для детей!
Тётя одноклассника не сразу заметила, что братья убежали, а когда заметила, расстроилась. Хотела бы догнать, обнять, заодно угостить чем-нибудь сладким. Своих детей у неё не было. Обнимать и угощать она могла только чужих. Прокричала толстухам, что те хуже любой заразы, после чего захлопнула окно и задёрнула шторы. Отчасти из-за таких мегер тётя одноклассника и сделала аборт, хотя в первую очередь, конечно, из-за страха, что однажды придётся с прилюдными слезами хоронить ребёнка, как хоронили большинство матерей в Сугаклееве. После аборта она полюбила чужих детей, особенно племянника, и теперь обхаживала его не хуже родной матери.