Но я знаю одно: я никогда больше не вернусь в Вэльск и не увижу свою семью. И ностальгировать по свободе безграничных просторов моих родных земель, увидев статую предка, не имеет смысла.
Однако даже с подобными бравыми мыслями обстановка в святилище остается мрачной и в то же время печальной.
Находясь здесь, я ощущаю себя так, будто вторгаюсь в личное пространство Мэнлиуса – в усыпальницу его близких и семьи.
Я закусываю губу и перевожу взгляд на Первого, спокойно стоящего подле меня и внимательно следящего за моей реакцией на место, что стало причиной помешательства моего мужа. Дарэй мечтал о том, чтобы отыскать и открыть саркофаги. Но не он будет присутствовать здесь, когда его мечта свершится. А я.
В прошлом я была волчицей. Мы ненавидели вампиров, а теперь я примкнула не просто к одному из них, а к самому Первому древнему. И сама стала противоестественным видом ради… Чего?
Наблюдая за тем, как свет играет на обтесанных камнях, я ищу ответы, а нахожу покой. Подле своего злейшего врага я ощущаю заботу и знаю, что несмотря на его Дар он никогда не манипулировал мной, как это делала стая. И что теперь я могу принимать решения самостоятельно, хоть и слишком высокой ценой.
Мэнлиус не торопил меня, но позволял заглянуть в свою душу. А она была похожей на это святилище, и в ней находились все те, кто был сейчас в этом зале. Мне хорошо от одной мысли о том, что он пустил меня к откровеннейшему для него.
Ни Дарэй, ни даже Блайдд никогда так не открывались мне. И вот что удивительно: самый жестокий Первый мне теперь кажется гораздо ближе, нежели кровный брат или муж.
Подле Мэнлиуса я нахожу гармонию и будто обретаю новую жизнь и близких.
– Только в этом месте у нашей семьи всё хорошо и спокойно, – словно читая мои мысли произносит Мэнлиус. По его лицу нельзя понять, что он сейчас чувствовует – на нём застывает маска без эмоциональности. – Мне нравится этот покой, что исходит из этого зала. Какая ностальгия…
Однако помимо безмолвного спокойствия я чувствую печаль, исходящую от статуи Лейлы – как бы странно это ни звучит. И вижу скорбь на мраморном лице, ощущая боль лежащего на полу волка.
Хуже всего то, что статуи были бы как живые, если бы не их серый цвет.
– Ты любил её? – Неожиданно спрашиваю я, смотря на Лейлу.
Я знаю, что значит быть сестрой и дочерью. Но каково это – быть сильнее братьев – мне не ведомо.