Кришна с самого начала указывал на ошибку, которую совершал и я, и все остальные. Вечная душа, оказавшись в материальном теле, отождествляет себя с ним и забывает о своей изначальной природе. Тело – всего лишь оболочка вечной души, скафандр, в который ее поместили, чтобы она могла взаимодействовать с окружающей виртуальной реальностью, достичь здесь своих иллюзорных целей и в конце концов разочароваться во всех материальных рецептах счастья. Соотнести себя с этой идеей было совсем нетрудно: надежды на материальное счастье к тому времени уже изрядно поистрепались, все мыслимые достижения обесценивались неминуемой смертью, но при этом что-то внутри упрямо отказывалось верить в смерть. Я же есть – меня не может не быть! Это какое-то недоразумение.
«Уже много раз на протяжении своей жизни ты менял тела. Где сейчас твое тело младенца или юноши? Их нет, но сам-то ты во всех этих переменах оставался неизменным свидетелем. В момент смерти произойдет точно то же самое: ты (душа) просто в очередной раз покинешь свое тело, пришедшее в негодность, и получишь новое. О чем тут скорбеть?» —продолжал Кришна, рассеивая последние сомнения.
Реинкарнация, про которую я читал у Платона и над которой подсмеивался вместе с Высоцким, в изложении Кришны из экзотической теории превращалась в нечто само собой разумеющееся – я ведь и вправду на протяжении этой жизни уже сменил множество тел, что не помешало мне остаться неизменным самим собой. В результате эта моя жизнь, казавшаяся конечной, переносилась в контекст множества прошлых и будущих жизней и приобретала гораздо более глубокий смысл. И даже эволюция видов жизни, описанная Дарвином, находила в «Гите» естественное объяснение: эволюционируют не тела живых существ, а сознание души, последовательно переселяющейся во все более и более высокоорганизованные тела.
Представления о трех изначальных качествах материальной природы, трех гунах, лежащих в основе всех явлений нашего мира, – невежестве, страсти и благости, – поразили своей простотой и объяснительной силой: я стал повсюду видеть отпечаток этих качеств. Мироздание из груды неодушевленных элементов таблицы Менделеева превратилось в живую и разумную систему, чутко реагировавшую на мои мотивы и справедливо награждавшую меня страданиями и наслаждениями. Временный материальный мир, казавшийся прежде головоломным ребусом, который