Атмосфера в тесном салоне автобуса на мгновение разрядилась, пронизанная мужским смехом – коротким, нервным, но искренним.
– Вчера вечером подошли к ракете, – голос парня, стоявшего ближе всех к погруженному в свои думы полковнику, звучал чуть громче необходимого, словно пытаясь заглушить гул собственных мыслей. – Сергей Палыч увидел нас, так неодобрительно покачал головой и говорит: «Ну что вы крутитесь все вокруг, крутитесь, как женихи около невесты!» А? – И он обвел взглядом товарищей, ища поддержки. Все четверо взорвались новой волной смеха, эхом прокатившейся по салону.
– Да уж, женихов-то вона сколько, – подхватил другой, тот, что примостился у столика между двумя оранжевыми фигурами в креслах, кивнув на космонавтов. – А невеста – одна! Да, Герман?
Взгляд его упал на второго пилота, сидевшего ближе к выходу. Герман Титов медленно поднял глаза. В них не было ни улыбки, ни ответа – лишь мгновенная, глубокая тень, просьба без слов: не продолжай. Этот взгляд был красноречивее любых фраз.
– Всё, ответ понял. Можешь не продолжать, – шутник мгновенно уловил настроение, чуть смущенно хмыкнул и, чтобы занять руки и рот, сунул в рот тягучую ириску, сосредоточенно работая челюстями.
Тишина снова начала сгущаться, но ее тут же прорезал быстрый, горячий шепот парня, стоявшего позади всех и по-братски обнимавшего за плечи двоих друзей: – Юрка, ты нас не подведи там! Слышишь? А мы тебя здесь не подведем, будь уверен! – В его голосе звучала не просто поддержка, а почти молитва, клятва верности.
– Ну, ненадолго же прощаемся, ребят, – голос Юрия Гагарина прозвучал ровно, тепло, с той обезоруживающей улыбкой, которая стала его визитной карточкой. Но в этой простоте скрывалась титаническая воля, удерживающая рвущиеся наружу эмоции.
– Эх, Юрка! Один ты за нас всех! Один летишь! А мы здесь… мы как кулак! Как кристалл! Цельные! – воскликнул один из парней, и его товарищи снова рассмеялись, подхватывая эту метафору единства и хрупкой, драгоценной надежды.
Юрий тоже рассмеялся, искренне, легко, на мгновение сбросив невидимый груз. А потом его взгляд скользнул к окну, и мир за стеклом поглотил его. Голова сама собой повернулась, и он погрузился в океан воспоминаний, наблюдая, как мимо проносятся пыльные кусты степи, сливаясь в зелено-серую ленту. Птицы, словно маленькие истребители, пикировали вниз, обгоняя неповоротливый автобус, а затем, взмахнув крыльями с отчаянной силой, взмывали в бескрайнее синее небо и таяли в нем, унося с собой частичку его души.