Капсула распадалась на части, весь процесс занял от силы полминуты, но Кэтрин все равно казалось, что прошла целая вечность. Вечность она наблюдала за тем, как космический аппарат пришельцев разваливается, словно ореховая скорлупка, по которой ударили молотком, а эти куски просто тают, превращаясь в воду. Это было странно, это завораживало, но и чертовски пугало. Напоминало еще одну жестокую насмешку над физикой и вообще всей известной людям наукой.
Толпа по-прежнему молчала. Все ждали, затаили дыхание, почти не моргали.
Последние кусочки упали, обнажив черную сердцевину – именно ее было видно сквозь разлом. Если продолжать аналогию с яйцами, можно сказать, что эта темная масса могла бы считаться желтком – разумеется, протухшим. Кэтрин знала, что у китайцев есть такая популярная закуска – "столетнее яйцо". Куриное или утиное яйцо погружают в щелочную среду без доступа воздуха и оставляют так на длительный срок – от нескольких недель до нескольких месяцев. В результате белок становится темно-коричневым, а желток – черным, иногда с зеленоватым отливом. Хотя отталкивающий запах сероводорода никуда не исчезает, гурманы заявляют, что вкус у этого деликатеса весьма приятный, но его трудно с чем-то сравнить.
Вот на такое "столетнее яйцо" (с поправкой, что форма капсулы была скорее грушевидной) и походила эта темная, колеблющаяся масса, скрывавшаяся за хрупкой, водянистой оболочкой. В отличие от "скорлупы", она отражала и солнечный свет, и блики от многочисленных фотовспышек. Кэтрин казалось, что она даже может разглядеть в ней свое собственное смутное отражение.
А потом из черной массы высунулась рука.
То, что это именно рука, не вызывало никаких сомнений. Она была, безусловно, человеческой. За одной рукой последовала вторая. Пришелец словно отдергивал тяжелые занавески, раздвигал темную субстанцию, освобождая себе проход.
Бенвенуто произнес что-то на итальянском. Кэтрин не разобрала, что именно, но звучало это так, словно он что-то понял, о чем-то догадался.
А потом пришелец вышел на свет, вынырнул из своей странной темницы и Кэтрин решила, что знает, о чем была догадка итальянца. Все стало слишком очевидно.
Толпа вздохнула, синхронно, словно один огромный организм. Радость это была, удивление, недоумение или разочарование – Кэтрин не знала. Сама она ощущала все это разом, одновременно.