– Вот повезло, Захарыч оставлял для своей Ляльки – лошадь его так зовут, да видно не успела она стрескать, – Варя говорила как бы между прочим.
– Иди, ложись, а я на лавке лягу.
Геннадий долго пристраивался на узенькой подстилке из душистого сена.
– Ну, хочешь – иди на лавку, а я на полу. Мне не привыкать.
Она соскочила с лавки, подошла к нему. Геннадий молча потянул её за руку.
– Ты, что? – испугалась Варя, кажется впервые за весь вечер.
– А ты как думаешь?
– Ты эти штучки брось, – Варя насупилась и отошла подальше.
– Какие штучки, что ты имеешь в виду? – спросил Гена, давясь от смеха. Он не думал, что Варя – вот так просто «прыгнет в лодку», как к Мазаю, но ему вдруг стало интересно, что она имеет в виду под «штучками».
– Ты думаешь, я сразу под тебя лягу, если и сняла платье, так что ж из того, ты не думай, у нас в деревне не заведено так, как у вас в городе – «свободная любовь». Я вот сейчас домой пойду, – Варя говорила это, постепенно меняя интонацию. Вдруг она заплакала, села на пол и, всхлипывая, проговорила:
– Это потому, что я – некрасивая.
Геннадий и не понял, к чему это было сказано. Сначала он испугался этих обильных слёз, потом подсел к ней поближе, стал гладить по голове. Ему помешали очки, он их снял, потом помешали шпильки, он их аккуратно вытащил, волосы, как лунный свет, заструились по плечам, потом он нашёл, что этот ужасный бюстгальтер тоже должно быть очень мешает, попытался расстегнуть его, но конструкция оказалась незнакомой.
– Это как расстёгивается? – поинтересовался он.
Варя машинально дёрнула за какие-то верёвочки и сняла его, не переставая плакать. Полная налитая грудь выскользнула из тесных пелёнок.
– Вот это да! – Геннадий воскликнул совершенно искренне.
Где те красавицы, ну-ка станьте рядом! Варя перестала плакать, сидела на полу и потихоньку всхлипывала, вроде была и ни при чём. Геннадий прикоснулся к груди кончиками пальцев. Тугая, упругая, она наполняла его руку, он уже не мог оторваться. Нежно прикоснулся к ней губами. Осторожно придерживая другой рукой, уложил Варю на пол. Она дрожала, но не от холода, а от возбуждения. Геннадий отклонился, чтобы полюбоваться:
– Варенька, да ты – красавица! – сказал он с неподдельным восхищением. Чувствуя всё возрастающее желание, он стал раздеваться сам. Варя крепко зажмурила глаза и молчала. Геннадий опять прикоснулся губами к груди, чуть потянув за сосок. Пахло молочком, а может сеном, на котором она лежала. Варя опять задрожала, но глаз не открыла, стиснув теперь и губы.