Когда мне позвонили и сказали, что она здесь, я был удивлен, но благодарен, что она вернулась.
Миллер паркуется, выпрыгивает с водительского места и обходит машину спереди.
– Что это, черт возьми, такое? – спрашиваю я, скрестив руки на груди и прислонившись к стойке крыльца.
– Эта старушка? – она с гордостью похлопывает автомобиль по капоту. – Мой фургон.
– Твой фургон.
– Ага. Иногда я в нем и живу.
– Ясное дело.
Она повторяет мою позу, облокачиваясь на машину и скрестив руки на груди, и на ее губах появляется легкая улыбка. Я уверен, что ей доставляет удовольствие осознавать, что она может вывести меня из себя такой простой вещью, как отсутствие постоянного места жительства, но я действительно понятия не имею, как можно жить настолько одиноко.
Загорелая, покрытая татуировками рука Миллер блестит под лучами раннего июльского солнца, световые блики отражаются от ее кольца-перегородки в носу. Новой няне Макса еще предстоит разобраться с концепцией настоящей одежды, потому что, опять же, вместо бюстгальтера она носит какой-то кусок ткани без бретелек, почти как купальник. Он тонкий и едва заметный, но ржаво-оранжевый цвет хорошо смотрится с джинсовым комбинезоном.
– Снова комбинезончик, да?
Комбинезон на ней другой, на этот раз – мешковатый и длинный, закрывающий бедра, о которых я так часто мечтаю.
– Он легкий.
– Знаешь, кто еще носит комбинезончики? – Я показываю на радионяню в руке, где виден спящий Макс.
– Заткнись, – посмеивается она.
– Серьезно, мне кажется, что, когда тебе нужно его снять, он становится изрядной занозой в заднице.
– Так ты подумываешь о том, чтобы снять его с меня?
– Нет…
– По крайней мере, для начала впусти меня внутрь, папочка-бейсболист. На нас люди смотрят.
Продолжая подпирать плечом стойку крыльца, я не могу сдержать появляющуюся на моих губах легкую улыбку. Я благодарен за то, что она продолжает подшучивать надо мной после того, что произошло тем вечером.
Миллер поднимается по ведущим на крыльцо ступенькам, обходит меня и направляется к входной двери, но я мягко хватаю ее за запястье, чтобы остановить, и тяну назад, пока ее грудь не упирается в мою.
Мой тон – низкий и искренний.
– Прости. За тот вечер.
Ее взгляд всего лишь на долю секунды опускается к моим губам, но я улавливаю его. Особенно я замечаю, как она облизывает свои губы, посмотрев на мои.