– Привет, Эйс, – едва взглянув на меня, говорит Монти. Он стоит над столом, просматривая скаутские отчеты. – Чем могу помочь?
Тихо прикрыв за собой дверь, я обхожу стол и, не говоря ни слова, заключаю Монти в объятия.
На мгновение он замирает с бумагами в руках, но я не отпускаю его. В конце концов он бросает их на стол и обнимает меня в ответ.
– Ты в порядке?
Да. Нет. Как мне сказать ему, насколько я впечатлен и в то же время раздосадован? Как мне выразить свою благодарность за то, что он сделал для Миллер, не показав при этом, что я чертовски привязался к его дочери?
Отстраняясь, я толкаю его в грудь.
– Да иди ты, – смеется Монти, поднимая руки в знак капитуляции. – Чувак, я получаю очень противоречивые сигналы.
– Ты отговорил меня уходить на пенсию, а сам поступил точно так же по той же гребаной причине.
Карие глаза Монти смягчаются, его грудь вздымается при вздохе.
– Она тебе рассказала.
– Да, она мне рассказала, и ты тоже должен был это сделать.
– Присаживайся.
Раздраженный, я делаю, как он говорит, сажусь на стул по другую сторону стола.
Монти откидывается на спинку стула, подпирая пальцами подбородок.
– Я не рассказывал тебе, потому что мы с тобой разные.
– Монти, в этом отношении мы совершенно одинаковые. Ты уволился, чтобы заботиться о своем ребенке. Почему я не могу?
– Потому что я был не таким, как ты, Эйс. У меня не было твоего таланта. Я был не в твоем возрасте. Я не располагал такой помощью, как ты. Как думаешь, почему я так непреклонен в том, чтобы организация делала это для тебя? Я знаю, как это тяжело. Черт, Кай, я знаю, через что ты проходишь, но ты не один. А я был один.
Проклятие.
– Я не рассказывал тебе об этом, потому что ты ищешь повод, чтобы завершить карьеру, – продолжает он. – Я не собирался давать тебе такую возможность. Если бы тебе больше не нравилось играть, я бы сию минуту помог тебе собрать чемоданы, но я вижу, что игра тебе нравится. То, как ты выглядишь в те вечера, когда выступаешь в роли питчера. Как сильно тебе нравится снова играть с Исайей. Ты по-прежнему любишь эту игру.
– Тебе тоже по душе игра. Это очевидно. В противном случае ты бы не тренировал команду последние двадцать лет. Так почему же ты ушел, если тебе это так нравилось?
– Потому что Миллер было пять лет, и она только что потеряла маму.