Последней зал покинула Цукиёми. Несмотря на то, что она тоже была фактическим правителем Такамагахары, от нее, в отличие от ее сестры, предпочитали держаться подальше. Возможно, частично сказалась источаемая ею ледяная аура плохо скрываемого раздражения, но все-таки главной причиной, скорее всего, было то, что выглядела она как двеннадцатилетний ребенок, так-то она им и была, и внушала значительно меньше доверия, чем пятнадцатилетняя Аматерасу.
Сделав несколько шагов от ворот тронного зала, она услышала сбоку от себя:
– Да уж, куда катится мир? – сидя на перилах, свесив ноги и глядя на проплывающие облака, задумчиво произнесла Инари. – Что думаешь, а? Вишенка… Ой, – она театрально прикрыла рот рукой – Прости… Ваше величество? – сложив руки на груди и развернувшись лицом к Цукиёми, спросила Девятихвостая Лисица – Богиня Богатства и Плодородия, именуемая Инари, как будто пробуя свои слова на вкус.
– Меня назначил соправителем не кто иной, как Идзанаги, – она сделала упор на последнее слово. – Так или иначе, в любом случае, какие бы решения в дальнейшем не принимали Небеса, они будут зависеть исключительно от мнения Аматерасу, – невозмутимо констатировала Цукиёми.
Инари прыснула:
– Ну да, конечно. Богиня чересчур молодая даже по людским меркам, среди богов, конечно же, сразу возымеет нерушимый авторитет, – нарочито ровным тоном произнесла она.
– Следи за языком, – глаза Цукиёми блеснули, хоть тон и остался ровным. – Даже у стен есть уши, – сурово добавила она.
– Ой, как страшно, – вскинув руки вверх, шутливо произнесла Инари. – А если серьезно, будь осторожна. Ее величество молодец, что смогла быстро сориентироваться, но действуй она не столь проворно… – Инари выдержала драматичную паузу. – Сейчас могла бы начаться вой на, – ледяным тоном произнесла она, игривость в голосе богини испарилась. Сейчас она была абсолютно серьезна.
– С чего ты так решила? – насторожившись произнесла Цукиёми.
Инари отвела глаза в сторону, растянув губы в гадкой улыбке:
– Наивно полагать, что теплое местечко верховного божества вот так просто отдадут богине, у которой еще молоко на губах не обсохло.
– Но ведь приказ отца!.. – Цукиёми оборвала себя, услышав в собственном голосе истеричные нотки. Она закусила губу, пытаясь скрыть от цепкого взгляда Инари свое перевозбужденное состояние.