– Прав, – мрачно ответил старший сколот. – Пока жив, надежда есть.
Что-то насторожило Сааремата в его ответе, и он внимательно глянул на Саухала. Тот сидел, опустив глаза и нахмурив брови. Юноша понял: положение далеко не радужное, просто старший товарищ жалеет мальчишек. Пока всё равно ничего не поделаешь.
Сколоты замолчали, переживая каждый по-своему случившееся.
Пришли амазонки, раздали пленным лепёшки с мясом, кислое молоко. Сколоты молча ели, говорить почему-то не было желания.
Время ползло, как черепаха, ничего не менялось. Среди шатров иногда проходили амазонки; что было за спинами, связанные не видели. Тени деревьев и столбов вытянулись – близился вечер.
Снова появились три женщины с кувшином. Наливая в три чаши, они по очереди поили пленников. Сааремат давно хотел пить и с жадностью и удовольствием делал большие глотки. Он даже не сразу заметил, что вода пахнет травами, впрочем, вкус был приятный, и жажда сразу исчезла. Охранницы, отвязывая, по одному уводили пленных.
Сааремата подвели к шатру и, откинув полог, втолкнули вовнутрь. Там было довольно тепло, но совсем не душно.
После солнечного света юноша плохо видел. Взяв под руки, его быстро провели вправо от входа и так же быстро повалили на что-то мягкое. Он попытался сопротивляться, но напрасно: хватка была не по-женски крепкой.
Подняв пленнику руки над головой, его растянули на лежанке и крепко привязали.
– Гадины! – рычал сколот, безуспешно пытаясь вырваться.
Он почувствовал, как его взяли за горло, дыхание перехватило.
– Затихни, – велел тихий голос. – Будешь дёргаться, всыплю плёткой.
С него стащили обувь и остатки одежды. Большего унижения трудно было придумать. И могли ли угрозы испугать воина?
– Напугала, гадюка! – орал пленник. – Без верёвок боишься?! Племя змеиное, знаешь: если ухвачу, не шипеть – визжать будешь!
Он ругался, рвался из пут, проклинал и молил богов о смерти, но никто не слышал его. Амазонки просто ушли, оставив его задыхающимся от бессилия.
Трудно сказать, сколько времени прошло, когда Сааремат ощутил в себе странные перемены. Медленно подкравшись, наваливалась усталость, шевелиться не было сил, да и желания. Стало совершенно безразлично, что с ним сейчас происходит и что будет после. Юноша был в полусне, то погружаясь, то выныривая из мягкой, приятной неги, полудрёмы. В шатре стемнело, снаружи слышался далёкий смех, пение, музыка.