– Борька, ты всё знаешь, да? И про антенну… И ещё, может быть, про снежного человека… Или про Марс… А когда на балконе ходят, знаешь?
Борька засмеялся:
– Когда ходят, тогда и ходят. Отвяжись, Костя.
– Нет, ты ответь.
– На бал кони никогда не ходят, – сказал Борька и принялся дорисовывать свою антенну.
А Вика Данилова посмотрела на меня как на чучело и сказала:
– Старо. Это ещё из второго класса. Ты, Шмель, придумай чего-нибудь поумнее.
– Могу и умнее, – ответил я. – Ты дура и староста – вот тебе и поумнее.
– А ты хулиган!
Ребята захохотали. Они уже не глядели на Борькину бумажку, а глядели на меня и ждали, чего я отвечу.
Я сказал:
– Африканская принцесса.
А Вика мне:
– Шмель несчастный!
А я Вике:
– Почему несчастный?
– Потому что клоун.
– А почему клоун?
– Потому что потому.
– А почему потому что потому?
Чем больше я спрашивал, тем громче хохотали ребята и сильнее злилась Вика. И все забыли про Борьку и про его парижскую антенну. А я всё спрашивал. Но когда я снова взглянул на Борькину парту, то его уже не было в классе.
А Вика побежала за ним.
С утра падал снег – лёгкий, чистый. В белые береты оделись фонари. На пиках чугунных решёток выросли белые наконечники. Снег падал на мостовые, на тротуары. Дворники, воюя с зимой, безжалостно сгребали его в люки, и это было даже обидно, потому что от снега город становился светлее и лучше, а прохожие – добрее.
Только крылатые львы на мосту через канал стали ещё угрюмее. Им было холодно под снежными попонами. Но они не смели шевельнуться, они сжимали зубами цепи, на которых держался мост.
У моста Бориса догнала Вика.
– Ты почему ушёл? – спросила она.
– Я не ушёл.
– А кто же ушёл? – засмеялась Вика.
– Да я просто так. Я и сам антенну сделаю. Не хотите – и не надо.
– Вот и как раз все хотели, – сказала Вика. – А твой Костя… Я его ненавижу! Лучше бы его совсем не было.
– Ничего он не мой.
– Нет, твой.
Вика нахмурилась, вспоминая только что пережитую обиду. Борька заглянул ей в лицо и тоже нахмурился. Он не слишком сердился на Костю. Он вообще не любил сердиться.
– Что ты, Костю не знаешь? – сказал он. – Он всегда такой.
– А я не хочу, – сказала Вика.
– Чего? – спросил Борька.
– Ничего.
Они замолчали. Вика сняла варежку и стала постукивать ею по перилам, сбивая снег. И Борька тоже сбивал снег, только голой рукой, и старался придумать что-нибудь такое, отчего им обоим стало бы вдруг весело.