Дело было расследовано быстро, суд состоялся уже 31 марта. Петербург гудел; вокруг здания судебных установлений (Литейный пр., 4) с ночи стала собираться толпа; в зал заседаний попасть было невозможно, все места были расхватаны заранее, а пускали туда (как в театр по контрамаркам) по запискам от председателя суда А. Ф. Кони. В толпе оживленно обсуждали новость: подсудимую будет защищать малоизвестный адвокат П. А. Александров. Сетовали: засудят, расправятся. Кляли Трепова, злорадствовали по поводу его отсутствия в суде: градоначальник еще не вполне оправился от раны и лежал дома. В воздухе незримо витала тень Шарлотты Корде, восходящей на гильотину. В вынесении обвинительного вердикта никто сомневаться не мог – ни люди в толпе, ни министр юстиции Пален, ни Кони, ни адвокат Александров. Факт совершения преступления подсудимой был очевиден.
Слушания длились не очень долго. Александров произнес трепетную речь, смысл которой – прямо как в фильме «Берегись автомобиля» – сводился к одному: подсудимая виновна, но она невиновна. А виновен Некто (высказываться впрямую о Трепове как о представителе верховной власти было запрещено), по чьему распоряжению «над политическим осужденным арестантом было совершено позорное сечение». Александров говорил: «С чувством глубокого, непримиримого оскорбления за нравственное достоинство человека отнеслась Засулич к известию о позорном наказании Боголюбова»; «…и вдруг внезапная мысль, как молния сверкнувшая в уме Засулич: „О, я сама! Затихло, замолкло все о Боголюбове, нужен крик. В моей груди достанет воздуха издать этот крик, я издам его и заставлю его услышать!“». Словом, тут уж никак нельзя было не пойти и не выстрелить Трепову в печень. Просто подло было бы не выстрелить.
Кони в напутствии присяжным просил их быть снисходительными к подсудимой. Присяжные удалились на совещание. Совещались недолго. Вышли. Старейшина огласил вердикт: по всем пунктам обвинения невиновна. По распоряжению Кони (в точном соответствии с законом) Засулич была тут же освобождена из-под стражи. На улицу ее вынесли на руках. Что творилось на Литейном, Сергиевской и Захарьевской улицах – того не передать словами. Такого ликования в Петербурге не было, пожалуй, с 11 марта 1801 года, с убийства императора Павла. Полиция и власти растерялись совершенно. Правда, прокурор немедленно направил кассационную жалобу в Сенат; уже к вечеру того же дня поступило распоряжение: в связи с повторным рассмотрением дела снова взять Засулич под стражу… Какое там! Отыскать ее в городе было невозможно, да и небезопасно – все равно что отобрать Жанну д’Арк у жителей освобожденного Орлеана. Около полутора лет Засулич успешно скрывалась на конспиративных квартирах по всей России, потом беспрепятственно выехала за границу. Дальнейшая судьба известна: дружба с Плехановым, переход в марксизм, работа в редакции газеты «Искра», II съезд РСДРП, меньшевизм, смерть в «великом и страшном» 1919 году у разбитого корыта революционного идеализма.