Бригадир выключает камеру. Секунду зритель видит чёрный экран, затем камера снова включается. В кадре дремучий лес. Бригадир держит камеру под мышкой, продирается сквозь густой ельник, пыхтит и тяжело дышит, говоря на ходу:
– Турист какой или охотник, кто найдёт эту камеру, сообщите моей бабе, где, как и почему я помер, а то ведь наверняка решит, что я бросил её, горемычную, и к шалаве сбежал. Передайте, что я всех люблю, даже тёщу, чтоб ей провалиться! Бабе скажите, что если кого после меня найдёт и если человек окажется хорошим, то пускай сожительствуют и не сомневаются, я разрешаю… Генеральный наш – падла и сволочь, так ему и передайте. Скажите, буду ему во сне являться каждую ночь и деньги требовать, которые он работягам месяцами не платит. Нам-то они уж без надобности, так пусть семьям выплатит, собака, не то я ему с того света покоя не дам! Уй…
Еловая ветвь больно хлещет бригадира по лицу и он замолкает, а через минуту выходит на просторную поляну, на краю которой торчит пень, поросший опятами.
Бригадир поворачивает камеру, запечатлевая всю поляну.
– Мы с покойным тестем, царствие ему небесное, раньше любили в здешних лесах охотиться. И на поляне этой часто бывали, а уж как тесть помер, так я сюда ни ногой… Присядем иной раз вот на этот пенёк, чекушку откупорим и давай мечтать, как хорошо было б медведя живьём поймать. Из берданки-то его любой дурак подстрелит, а ты попробуй живьём поймай! Звериная яма – вот настоящее искусство! И вот как-то раз были мы с тестем в настроении и выкопали посреди этой поляны глубоченную ямину – чтоб, если косолапый попадётся, то наружу б не вылез. Жердинами её накрыли, замаскировали ветками, лапником… Вон она.
Бригадир наводит объектив на центр поляны, где видна круглая плешь – единственное место, не заросшее травой.
– Я сейчас в яму спрыгну, стеночки лопаткой подрою, они на меня осыпятся и похоронят живьём. А там протирочного спирта жахну, усну и не проснуся. Лёгкая смерть…
Поставив камеру на пень, объективом к центру поляны, бригадир делает гимнастические упражнения, приседает, разминается. У него в руках складная сапёрная лопатка. Неважно, откуда она взялась – зачем забивать голову зрителей лишними деталями?
– Прощевайте, ребятушки, с богом! – восклицает бригадир, с разбега высоко подпрыгивает и сигает в яму, зачем-то широко раскинув ноги в стороны, как какая-нибудь гимнастка, балерина или матрос, танцующий «Яблочко».