– Сдаваться плохо, Отто, но есть кое-что и похуже: когда даже попробовать кишка тонка.
– Все у меня с кишками в порядке, – запротестовал я. – Просто не люблю, когда их из меня вытягивают.
Старый нахмурился, закатил глаза и покачал головой – быстрый, давно привычный жест, означавший у него «опять отговорки». Возможно, дело в том, что его, столь упорно преследующего свою мечту, бесило мое прохладное отношение к собственному будущему.
Не так давно я решил: если уж Густав собирается стать доморощенным Шерлоком Холмсом, то мне самой судьбой предначертана роль его биографа – доктора Ватсона. Я всегда любил травить байки, и мне не составило особого труда взяться за перо, чтобы изложить любительские сыщицкие приключения моего брата на бумаге.
Однако набраться храбрости и сделать что-то со своей проклятой писаниной оказалось далеко не так просто.
– Нельзя же вечно таскать с собой эту кипу бумаги. Пожалей хотя бы лошадь, если себя не жалко, – проворчал Старый. – Чего ты ждешь? Что напишут из «Харперс» и сами попросят у тебя рукопись?
Я поднял стакан и сделал медленный длинный глоток пива, укрывшись за шапкой пены. Глотая, я молился о вмешательстве какого-нибудь случая: пьяная драка, паника на улице, зов трубы архангела Гавриила, все что угодно. Но так и не дождался. Оставалось только ответить брату или утонуть в пиве.
– Ну? – подтолкнул меня Густав, как только я оторвался от стакана.
– Мне просто нужно еще немного времени, чтобы подумать, вот и все.
– О чем тут думать? Книга готова.
– Да, но, может, стоит ее чуточку ужать. Я же тебе ее читал, и ты сам сказал, что немного занудно.
– Как и ты сам, но я же не держу тебя связанным в седельной сумке.
Я снова отхлебнул из стакана, но там осталась только пена, и пауза вышла короткая.
– Слушай, – сказал я, – мы уже об этом говорили. Просто… жду удобного момента.
– Так и просрешь свой момент.
Я вздохнул. Бывали дни, когда братец не произносил ни единого слова, за исключением «осторожно, сусличья нора» и «здесь и заночуем», или когда извечный походный рацион из бобов и пеммикана приводил к неизбежным последствиям: «Ого, ну и залп!» Однако если речь заходила о моей робости как начинающего писателя, Густава было не заткнуть.
– Кстати, насчет посрать… – начал я, намереваясь соскочить с темы трусости наиболее подобающим способом: сбежать.