Какая нелепость… С горьким смешком Брайони поднимает голову к небу, позволяя каплям очищающего дождя оросить лицо. Дождь холодный и отрезвляющий. В этот момент та, другая мамаша выныривает из здания школы и пристраивается рядом с Брайони. Ее лицо тоже влажное. Но, похоже, не от дождя, а от слез.
Вытерев щеки тыльной стороной ладони, женщина с любопытством смотрит на Брайони, у которой внезапно возникает необычное желание пойти на контакт с чужим человеком. Вдруг эта женщина станет ей подругой, поможет вписаться в общество. Ведь Энгес продолжает твердить об этом.
– Второй сын. – Брайони кивает на школу. – И с вашей девочкой все будет в порядке.
– О, Эмма – мой третий ребенок, – говорит незнакомка. – Средний учится в одном классе с другим вашим сыном, Робби, так ведь его зовут?
Женщина смотрит на нее ласково, но Брайони кажется, будто в ее голубых глазах таится проблеск оценочного суждения, замаскированного под улыбкой. То, что ей пока не удалось влиться в местное общество, вовсе не значит, что людям неизвестно, кто она такая, и что они ничего о ней не знают.
– Ах, ну да, конечно, – произносит Брайони так, словно только что вспомнила о том, что их дети учатся в одном классе. Она смеется над своей забывчивостью. Но на самом деле вокруг нее опять вырастает стена.
– Тяжело, правда? Теперь мы станем проводить с ними гораздо меньше времени. Не знаю, как я буду без Эммы. Только же недавно она была совсем крошкой… Мы и оглянуться не успели, а они уже в школу идут.
Рука женщины потянулась к Брайони, чтобы прикоснуться к ней, подтвердить их общность. Еще несколько секунд назад ей этого очень хотелось. Но теперь… Все так шатко, скользко. Она не знает, как это воспринять. Поколебавшись, Брайони заводит разговор о том, что знает:
– А вы не желаете вернуться на работу?
Губы женщины размыкаются в удивлении:
– Работать? Нет, что вы! Детей же надо забирать из школы. Какая тут работа? Я готовлю для пенсионеров кофе утром, по пятницам, в церкви. Они тоже будут скучать по Эмме. – Глаза женщины увлажняются, и Брайони в ужасе ждет, что она сейчас разревется так же, как ее дочка. – Пока я всех напою, времени на что-то другое просто не остается.
Повисает неловкая тишина. Брайони пытается сообразить, как ей продолжить разговор, как лучше сформулировать вопросы, что вихрятся в ее голове в отчаянной потребности выговориться: высказать все то, что наболело, и почувствовать наконец себя понятой. Ей так и хочется выкрикнуть: «Неужели вы ничего для себя не желаете? Разве вам не хочется жить для себя? Стать кем-то кроме домохозяйки и няньки?»