«…Сволочи!..» – крик отчаяния и ненависти, эхом пронесшийся в сознании Олега. Он принадлежал этому человеку, лежащему под ним.
И снова, на долю секунды, образ зеленоглазой девочки. Её спокойный, пронзительный взгляд. Её немой вопрос: «Зачем ты здесь? Зачем… убивать?»
«Он же… человек…»
Эта мысль, дурацкая, неуместная, совершенно нелепая в данной ситуации, ослабила его руку. Запястье дрогнуло. Всего на мгновение. Но этого мгновения хватило.
Боевик, сильный, тренированный, не обремененный видениями и экзистенциальными вопросами, перехватил инициативу. Рывок. Острая боль в боку от удара коленом. И вот уже Олег внизу, небо и потолок поменялись местами. Мир перевернулся.
Холодное, безразличное дуло автомата – его собственного автомата, который боевик успел подобрать – уставилось ему прямо в лицо. Так близко, что Олег чувствовал запах оружейной смазки.
Он снова посмотрел в глаза врага. Теперь в них не было только ненависти. В них была и боль, и отчаяние, и какая-то звериная решимость. Такой же взгляд, наверное, был и у него самого мгновение назад.
И Олег понял: вот сейчас… всё. Конец. На этот раз – точно конец. Зеленоглазая девочка была права.
Автомат в руках боевика дернулся, выплевывая огонь и свинец.
Первая пуля ударила в лоб, чуть выше переносицы. Жгучая, ослепляющая боль. Мир взорвался красным. Вторая – в скулу, раздробив кость. Третья – в глаз…
Олег принимал каждую пулю, чувствуя, как череп разлетается на куски, как горячий металл рвет плоть и мозги. Он падал в темноту, но странным образом осознавал – убивает не пуля. Не кусок свинца. Убивает тот, кто ее выпустил. Тот, кто нажал на спусковой крючок. Тот, кто оживил этот мертвый металл своей ненавистью, своей болью, своим отчаянием.
Пули разворотили голову, превратив ее в кровавое, дымящееся месиво. Мозги, смешанные с кровью и осколками костей, горячий свинец – все смешалось в одну жуткую, тошнотворную массу на грязном полу.
Последнее, что он видел перед тем, как окончательно провалиться в ничто, – лицо боевика, искаженное гримасой… ненависти? Или ужаса? Оно медленно таяло, исчезало в красном тумане…
А потом…
…Тишина. И свет.
Олег очнулся. Или не очнулся? Он лежал на траве. Не на грязном бетоне, а на настоящей, живой траве – мягкой, душистой, чуть влажной от росы. Пахло цветами и еще чем-то… свежестью? Чистотой? Он осторожно пошевелился. Ничего не болело. Голова… была на месте. Целая.