Наконец она оказалась в самом сердце сада, залитого лунным светом и благоухающего ароматами спелых фруктов. Затаив дыхание от восторга, Гретта начала собирать урожай. Она набрала корзину сочных яблок, сладкой малины, хрустящей моркови и разноцветных перцев.
Вдруг из-за куста раздался тихий голос: «Эй, ты! Что ты здесь делаешь?»
Гретта вздрогнула и обернулась. Перед ней стоял… эльф. Высокий, красивый, с длинными серебристыми волосами и острыми ушами. И в его глазах читалось такое презрение, что Гретте стало не по себе.
«Я… это… собираю урожай?» – неуверенно ответила она, сжимая корзину.
Эльф презрительно фыркнул. “Собираешь? Ты, гоблинша, воруешь! Ты посмела проникнуть в наш сад!”
Гретта нервно сглотнула. “Ну… немного. Мне просто нужны овощи для… диеты.”
Эльф, видимо, не понял. Он нахмурился. “Диеты? Гоблины на диете? Это самый абсурдный поступок, который я когда-либо слышал!”
– Ну, ты никогда не был гоблином, – огрызнулась Гретта.
«Я Элиас», – представился эльф. «И я собираюсь доставить тебя к нашему совету. За воровство полагается смертная казнь».
Гретта побледнела. Смертная казнь? За яблоки?
“Подожди! Давай поговорим! Может, мы сможем как-то договориться?” – взмолилась она.
Но Элиас был непреклонен. Он схватил ее за руку (что оказалось весьма болезненным для Гретты) и потащил прочь из сада. Ее диетические планы оказались под угрозой. А ее желудок предательски заурчал.
Глава 3: “В плену у эльфа и гастрономическая катастрофа”
Элиас тащил Гретту по эльфийским тропам, не обращая внимания на ее жалобные мольбы и попытки вырваться. Она была подавлена. Не только из-за перспективы смертной казни (которая, надо признать, пугала), но и потому, что ее корзина с овощами была брошена в саду и теперь, вероятно, достанется каким-нибудь вредным садовым гномам.
Они прибыли в эльфийский город – место, которое, по мнению Гретты, было воплощением чопорности и идеализма. Белые дома, идеально подстриженные газоны, эльфы, одетые в шёлковые одежды… и ни одной жареной крысы!
Ее отвели в небольшой каменный домик, который, судя по всему, служил камерой для пленников. Элиас запер ее и оставил одну.