– Ты же сказал, он умер.
– Да. Да, так и есть. Но перед смертью патера Щука молился… и по какой-то причине обращался с молитвами к Иносущему. Молитвы его были услышаны. Услышаны и исполнены. Об этом-то, разъясненном мне в миг просветления, я и должен поведать тебе, во исполнение уговора.
– Вот оно как. Что ж, ладно, давай. Раз уж тебе разъяснили, растолкуй и мне… только, будь добр, поживее.
– Патера Щука молился о ниспослании помощи, – начал Шелк, запустив пятерню в копну и без того порядком растрепанных соломенно-светлых волос. – А когда мы… то есть любой просит его, Иносущего, о помощи, он помогает.
– Ишь, молодец какой!
– Но не всегда – нет, даже чаще всего – не так, как нам хочется. Не так, как мы рассчитываем. Добрый старик, патера Щука, молился, молился истово, а в помощь ему…
– Едем, Гризон.
Воздушные сопла машины взревели, пробуждаясь к жизни; черный пневмоглиссер вздрогнул, всколыхнулся, приподнял корму, угрожающе закачался из стороны в сторону.
– …а в помощь ему, дабы спасти наш мантейон и палестру, Иносущий послал меня, – закончил Шелк и подался назад, закашлявшись от поднятой в воздух пыли. – Так что мне помощи от Иносущего ждать не приходится. Помощь – я сам и есть, – добавил он, обращаясь отчасти к себе самому, отчасти к толпе коленопреклоненных оборванцев вокруг.
Если кто-то из них что-то и понял, то никак этого не проявил. Отчаянно кашляя, Шелк начертал в воздухе знак сложения, прибавив к оному краткое благословение, начинавшееся Священнейшим Именем Паса, Отца Богов, и завершавшееся обращением к старшей из его дочерей, Сцилле, Покровительнице сего, Священного Нашего Града Вирона.
Следуя к рынку, Шелк размышлял о вероятности случайной встречи с преуспевающим на вид толстяком в черном пневмоглиссере. Как там пилот к нему обращался? Кровь? Три карточки… чересчур, чересчур щедрая мзда за ответы на пару простейших вопросов! Не говоря уж о том, что за ответы авгурам не платят – разве что, в знак особой, исключительной благодарности, жертвуют на мантейон. Целых три карточки… однако на месте ли они?
Поспешно сунув руку в карман, Шелк первым делом нащупал внутри гладкую, эластичную поверхность мяча. Следом за мячом наружу выскользнула, сверкнув на солнце, упала под ноги Шелку одна из карточек.
Карточку Шелк поднял, подхватил с тем же проворством, что и отнятый у Бивня мяч. Не стоило забывать: квартал их – сквернее некуда, пусть здесь и живет множество добрых, хороших людей. В отсутствие закона даже добрые люди, будучи обворованы, поневоле ударяются в воровство, крадут у таких же, как сами, за неспособностью возместить утерянное достояние иным путем. Что подумала бы мать, доживи она, узнай, куда назначил его Капитул? Как знать: ведь мать, умершая во время его последнего года в схоле, до конца верила, что ее сына ждет назначение в один из пышных, богатых мантейонов на Палатине, а со временем и чин Пролокутора.