Але-ап! Рассказы о русском цирке - страница 51

Шрифт
Интервал


…Проснуться его заставило странное ощущение: ему показалось, что левая нога его быстро бежит куда-то и тащит за собой все тело. Он с испугом открыл глаза.

– Чертенок! – укоризненно говорила кухарка, дергая его за ногу: – Опять ты спрятался? Вот я ужо – погоди! – скажу хозяйке…

– Это я, тетенька Палагея, не прятался, – вот, ей-богу, не прятался! – И Мишка, вскочив на ноги, убежденно перекрестился.

– Черти тебя спрятали?

– А я пришел и было везде заперто… дядя Николай стал бы ругаться, – ну я – махать через ворота… – скороговоркой объяснил Мишка, зорко следя за руками тетеньки Палагеи.

– Иди, иди, шишига, ставь самовар-от, ведь уж скоро шесть часо-ов…

– Это я чичас! – с полной готовностью воскликнул Мишка и, довольный тем, что так дешево отделался, сломя голову побежал в кухню.

Там, бодро возясь около самовара, позеленевшего от старости, пузатого ветерана с исковерканными боками, Мишка вступил в беседу с кухаркой.

– Ну уж в цирке вчерась – ах, тетенька! здорово представляли! – щуря глаза от удовольствия, сказал он.

– Я тоже было хотела пойти, – угрюмо отозвалась кухарка и со злым вздохом добавила: – Да разве у нас вырвешься!

– Вам нельзя, – серьезно сказал Мишка, и так как он был великий дипломат, то, ответив кухарке сочувственным вздохом, – пояснил свои слова: – Потому вы вроде как на каторге…

– То-то что…

– А уж был там паяц один… ах и шельма!

– Смешной? – заинтересовалась кухарка оживлением Мишки.

– Тоись просто уморушка! Согнет он какой-нибудь крендель – так все за животики и возьмутся! – живо описал Мишка, держа в руках пучок зажженной лучины.

– Ишь ты… люблю я этих паяцев… клади лучину-то в самовар – руки сожжешь.

– Фюить! Готово!.. Рожа у него – как на пружинах… уж он ее и так кривит, и эдак… – Мишка показал, как именно паяц кривит рожу.

Кухарка взглянула на него и расхохоталась.

– Ах ты… таракан ты… ведь уж перенял! Ступай убирай мастерскую-то, ангилютка.

– И фот тяк! – пискливо крикнул Мишка, исчезая из кухни, сопровождаемый добродушным смехом Палагеи. Прежде чем попасть в мастерскую, он подбежал в сенях к кадке с водой и, глядя в нее, проделал несколько гримас. Выходило настолько хорошо, что он даже сам рассмеялся.

…Этот день стал для него роковым днем и днем триумфа. С утра он рассказывал в мастерской о клоуне, воспроизводил его гримасы, изгибы его тела, пискливую речь и все, что врезалось в его память. Мастеров томила скука, они рады были и той незатейливой забаве, которую предлагал им увлеченный Мишка, они поощряли его выходки и к вечеру уже звали его – паяц.