Всем понятно, что дипломат – никакой не дипломат, если он не знает иностранных языков. Без этого никуда. Это чисто профессиональный навык, которым должен владеть каждый дипломатический работник.
Мой отец знает три иностранных языка: немецкий, английский и немного датский.
«Как он их выучил?» – спросите вы.
Вопрос вполне резонный.
В шестидесятые годы в Подмосковье, в Малаховке, где жил тогда мой отец, возможностей изучить иностранные языки не было практически никаких – кроме школы рабочей молодёжи, которую посещал мой отец после работы.
Был он молод, но времени свободного имел мало.
Он приходил в класс первым (чаще всего ранним утром) – и делал домашние задания прямо там, в классе биологии. Садился за первую парту, а рядом с ним стоял… самый настоящий человеческий скелет!
Стоял, скалил свои жёлтые редкие зубы – и смотрел пустыми глазницами в учебник немецкого языка, который лежал на парте.
Учил немецкий язык – за компанию с моим отцом.
Только вот пригодится ли он – скелету?
Забавная картинка, не правда ли?
Иногда отец поднимал голову от учебника – и видел скелет человека.
И, когда мой отец закончил вечернюю школу, ему (по его собственному признанию) первое время очень не хватало этого страшного костяка, который стал ему самым настоящим приятелем.
Такое соседство, на мой взгляд, прекрасно воспитывает хладнокровие.
Иногда, когда я сижу у себя в квартире и что-то пишу, у меня возникает шальная мысль: «А не поставить ли мне рядом с письменным столом – скелет?»
Так, в качестве собеседника…
История четвертая.
Письмо от бабы Шуры
Это письмо я получила от бабы Шуры в конце далёкого 1997-го года.
Мы с мужем жили тогда в Германии: учились в городе Галле, в Университете Мартина Лютера.
У нас родилось подряд двое детей: сын Володя и дочка Настенька.
Мы с головой погрузились в жизнь страны, пусть и близкой мне (я прожила в ФРГ около пятнадцати лет), но все же нам не родной.
Связь с Россией, с Родиной я поддерживала через письма, которые усердно писала своим родственникам.
Написала я и бабе Шуре: отправила ей, помнится, фотографию моих маленьких детей.
Отношения у отца со своей матерью тогда были крайне сложные: они практически не общались.
А мне так хотелось поговорить с бабой Шурой: я не очень много знала о ней, а
хотелось узнать побольше.
И вот в мой некрасивый, жестяной почтовый ящик (ящик, принявший столько писем от самых разных людей!) аккуратный немецкий почтальон опустил совсем обычный конверт: письмо из подмосковных Люберец, от бабы Шуры.