Ежегодно цинга уносит моряков больше, чем война, но её побеждают лимонным соком и другими средствами; мор – побеждается санитарией и вакцинами; и любой другой недуг, будучи познан, можно либо отвести, либо значительно ослабить. А пока мы «обезвреживаем яд», зачастую умудряемся и извлечь из него пользу. Необузданные потоки рек мы запрягаем в мельницы; диких зверей – в пищу, одежду, тягловую силу; химические взрывы становятся надёжными нашими слугами. Они теперь – наши «скакуны». Человек двигается всеми мыслимыми способами: на своих ногах, на лошади, используя ветер, пар, газ в воздушном шаре, электричество. И поглядывает – не охотиться ли на орла в его собственной стихии. Нет для него носителя, которого он не приручит.
Когда-то пар казался нам дьявольской силой: во всяком котле непременно делали отверстие, чтобы не рвануло. Но маркиз Вустер, Уатт и Фултон догадались, что в этой мощи нет демона, а лишь скрытый Бог, которым надо воспользоваться. Раз он способен сносить крышки и дома, он и есть наш работник! Он может поднять горы грунта, победить все «другие дьяволы» – воду, массу машин, физический труд всех людей. Он сократит время, преодолеет пространство.
Не лучше ли обстоят дела и с более «высоким паром»? Мнение толпы казалось угрозой всему миру, и короли с вельможами пытались или убаюкать народы, или придавить их «пластами» – армией, дворянством, монархией, скреплёнными замками и гарнизонами. Но иногда религиозный порыв «прорывал» эти тиски, сокрушал и дворцы, и крепости. Политические «Вустеры и Фултоны», верившие в единство, увидели в народном духе не угрозу, а мощь, которую, удовлетворив через справедливое устройство (не пирамидальное, а «на равных»), можно превратить из страшной силы в безобидную и эффективную форму государства.
Да, иногда очень тягостно слушать уроки Рока. Никто не хочет, чтобы какой-нибудь хитрый френолог разложил наши судьбы по полочкам. Никто не рад слышать, будто в черепе, в позвоночнике и в тазовых костях мы унаследовали все пороки англосаксов или кельтов, которые, как ни крути, стянут нас на уровень «мелочного торгаша или раба страстей». Слышал я и от одного учёного, будто у неаполитанца «к тридцати годам обязательно вырисовываются отчётливые черты мошенника». Может, преувеличение, но обидно.