Валеев – дикий. Валеев – грубый. Я – сломанная. Это видно невооруженным взглядом. У меня нутро в стеклянную крошку и показушное грубое превосходство щитом ото всех проблем. Я скалюсь, хмурюсь, откровенно прожигаю взглядом, и это именно то, что Карлосу не нравится.
Он рычит, хватает меня трубчатыми пальцами за предплечье, швыряет в стену. Больно, признаю – это он умеет. Несколько секунд сложно дышать, грудину сдавливают тисками. Колет в правом боку – надеюсь, что нет перелома ребер и пневмоторакса. Хотя, кому я вру – я уже ни на что не надеюсь.
Карлос подходит ближе, возвышается надо мной скалой, но мне не хочется бежать или сопротивляться – я устала.
– Доигралась, курочка.
Его голос отдаленно напоминает шум на стройке – сложно разобрать слова, сказанные хриплым басом, но я уже поднатаскалась.
Карлос цапает меня лапой поперек туловища и тащит в сторону спальни – я не имею ни малейшего понятия, почему он продолжает иметь меня по понедельникам, средам и пятницам строго после обеда. В Вадика я была влюблена, к Карлосу испытываю первородную ненависть. В данном уравнении минус на плюс дал безразличие.
Как только меня бросают на кровать, Вадик принимает человеческий облик: в этот момент я снова теряюсь. Диссонанс привычного первобытного ужаса и родного лица заставляет с каждым разом все больше терять рассудок. Потому что на контрасте я начинаю к ним привыкать. В легких воздух плавится, крошит гортань, позвоночник трется о свинцовые внутренности. Вадик кусает меня в ключицу и медленно, наслаждаясь моим прерывистым от паники дыханием, задирает ткань платья выше, ведя пальцами по сухому белью.
– Ты такая холодная сука, что это даже заводит.
Вадик совершает поступательные фрикции в течение пятнадцати минут. Кожа на стенках влагалища натирается и печет, но у меня есть заживляющая мазь в шкафчике. Больше удивляет, что у демонического существа совершенно нет чувства собственного достоинства, раз регулярно трахает такое бревно.
Я остро ощущаю всю прелесть емкого слова «крах». Хочется застыть в пространстве и оттаять через пару-тройку месяцев, когда «отойду».
Самое выбешивающее, что можно услышать, когда скорбишь – это «жизнь продолжается». Знаю я, что она продолжается – живу же как-то, пытаюсь. Сейчас вот, после того, как Вадик закончит, пойду на дизайнерские курсы и буду пугать лектора отсутствующим взглядом. Веселюсь, как могу.