– Нет, моя лень взяла верх над кофе, – призналась она, сбрасывая халат.
Вода шумела, пар поднимался к зеркалам, а их движения были в ритме музыки – неторопливые, чуть сонные, почти как «Blue Train» Колтрейна.
И если ночь была спором двух кинематографических вселенных, то утро оказалось чистым джазом.
– Согласись, завтракать дома – это скучно, – заявил Александр, застёгивая ремень безопасности в мустанге.
– Ты просто хочешь, чтобы Никос налил тебе утренний бокал ракы.
– Во-первых, он не наливает ракы по утрам.
– Но для тебя сделает исключение.
– Ну, возможно, – он усмехнулся и завёл двигатель.
Мустанг рыкнул, а затем загудел мягко и ритмично, словно вступление к «Moanin’" Арта Блейки. Они выехали на дорогу, и солнечный свет, отражаясь в пыльных лобовых стёклах, ослепил их на мгновение.
За окном Арпачбахшиш медленно просыпался: рыбаки вытаскивали сети, старики в кофейнях уже обсуждали новости, местные торговцы выносили подносы с пахлавой, пахнущей мёдом и орехами.
Евгения сидела, вытянув ноги, и с улыбкой наблюдала за пейзажем.
– А помнишь, как мы с тобой, совсем детьми, пробрались в заброшенный яблоневый сад?
– В Москве? Конечно.
– Ты тогда сказал, что это самое безумное, что ты делал в жизни.
– Тогда мне было пятнадцать.
– И я на тебя страшно обиделась.
– Почему?
– Потому что я мечтала, чтобы мы сбежали с какого-нибудь урока, уехали автостопом в Питер и ночевали на вокзале.
– Жень, да ты, оказывается, всегда была немного безумной.
– Ну, у меня был пример перед глазами.
Мустанг свернул с главной дороги на узкую грунтовку, ведущую к старым мандариновым садам.
– О, нет, – хихикнула Евгения. – Ты опять за своё.
– Конечно.
Он затормозил у покосившегося забора, перегнулся через пассажирское сиденье и открыл дверь.
– Женщина, ваше дело – быть на шухере.
– Ага, мистер криминал.
Они легко перелезли через низкую ограду и очутились в тени деревьев, усыпанных тяжёлыми золотыми плодами.
Александр сорвал один, потер его в ладонях, вдохнул терпкий запах.
– Чистейшая свобода.
Евгения взяла другой, быстро очистила и в шутку метнула дольку в мужа. Он поймал её ртом и театрально зажмурился.
– Вкус детства.
– Детства, в котором тебя не учили, что воровать плохо.
– Воровать мандарины из старого сада – это не преступление, а акт возвращения к корням.
Она засмеялась, прищурившись от солнца.