– Скоро тебе надоест сопротивляться, девочка, – разобрала я приглушенное бормотание.
А мозг уже стремительно отключался, потому что пьянящий аромат мужчины забивался в ноздри, лишал воли, подчинял мое тело запретным желаниям.
– Не надоест! – заявила я дерзко.
Вместо ответа жадные губы прижались к моему рту. И это был уже совершенно другой поцелуй. Он отличался от того, что Сэм похитил позавчера.
Я бы рухнула на пол, потому что колени подкосились. Пришлось вцепиться руками в тонкую ткань свитера. Я чувствовала, как широкие ладони плавят кожу под одеждой, как мое тело упирается в напряженные мышцы этого нахала, более того, я вполне четко ощущала его возбуждение.
Поцелуй был жадным, диким, настолько эротичным и обещавшим так много, что мое сопротивление постепенно испарилось. У меня хватало сил только на то, чтобы не упасть к ногам этого мужчины.
– Сегодня в девять, Тина, состоится прием в «Эйфории», – хрипло проговорил Сэм, отстранившись ровно настолько, чтобы суметь произнести несколько слов, но жадные и твердые губы все еще касались моего рта при каждом движении. – Всеволод доставит тебя. Будешь хозяйкой.
– Самуил Георгиевич, это, млять, уже даже не смешно! – прошипела я в его губы.
– Тина Вершинская умеет ругаться матом? – усмехнулся Молотов, но рук не разжимал, я все еще практически висела на нем, прижата к напряженному и возбужденному телу, без возможности убежать или скрыться от проницательного карего взгляда.
– Послушайте, Молотов, – начала я, но мой рот тут же был запечатан поцелуем, не менее жадным, горячим, глубоким и выпивающим остатки моего бедного мозга.
– Сегодня. В девять, Тина! – хрипло припечатал Сэм, шумно втянул воздух носом у моего виска и пригрозил: – Ты приедешь в «Эйфорию», либо я приеду к тебе. И тогда все будет иначе.
Как именно «иначе» я не стала уточнять. Понятно и без слов. И во взгляде Молотова плескалось обещание выполнить свою угрозу.
В моих мыслях начали мелькать воображаемые картинки, как Сэм врывается в мою квартиру, разносит там все в щепки и добирается до моего безвольного тела.
На контрасте с грубоватым голосом, полным угроз, руки Молотова аккуратно удерживали мое лицо. Обжигающие, сильные пальцы поглаживали уголок рта и щеку. И это дезориентировало. Выходит, Молотов может быть грубым и одновременно внимательным и нежным.