Лорий слишком хорошо знал повадки Изегрима, чтобы сомневаться, будто такая мелочь, как гибель собственных людей, остановит этого фанатика.
Но, несмотря ни на что, вмешиваться не хотелось. Корвус не желал войны, в этом не было ни малейшего сомнения. Лорий жаждал ее еще меньше. И все же, все же…
Еще раз вздохнув, Лорий положил перед собой чистый лист, окунул перо в чернила, и начал писать.
Быть может, войны получится избежать, но нужно готовиться к самому худшему. Следует поставить в известность Аматеру…
***
Изегрим брел по пустынной равнине. Тот, чье имя произносили шепотом, жмурясь от ужаса, оказался совсем один. Ни единой живой души не было видно на многие мили вокруг, лишь спекшаяся земля, без намека на растительность, да ветер.
Сперва слабый, с каждый пройденным шагом он крепчал, но Охотник знал – останавливаться нельзя, остановка означает смерть.
Шаг, другой, еще один.
Порыв ветра ударил в лицо, высветив перед глазами белозубую улыбку очаровательной рыжей девушки, держащей на руках малышку, унаследовавшую от матери цвет волос. К ним бежал, весело смеясь, статный шатен, а из-под тени, даруемой ветками дуба, за молодыми людьми наблюдал широкоплечий бородатый здоровяк.
Шаг, другой, еще один.
Ветер крепчал, и в его завываниях послышался отчаянный детский плач, молящий мужской голос и злой, довольный смех.
Изегрим стиснул зубы. Он, к счастью, не присутствовал при тех страшных событиях, но, когда Корвус делился с ним своей памятью, несколько обрывков просочилось через все барьеры, возведенные другом.
Все эти годы Изегрим, видевший лишь малую толику былого кошмара, поражался силе духа товарища, нашедшего силы жить после того, что случилось.
Шаг, другой, еще один.
Ветер стал ураганным, и в его реве проскакивали стоны давно умерших мужчин и женщин, а в пыли, поднимаемой порывами стихии, виднелись неясные силуэты тех, кого больше нет.
Шаг, другой, еще один.
Ледяной холод сковал тело, пробирая до костей, и говоря: "Остановись, отступись, не иди"!
Шаг, другой, еще один.
Сила ветра была такой, что песчинки, поднимаемые им, стесывали кожу, отрывали плоть от костей, а сами кости перемалывали в труху.
Но он шел – неясная тень среди таких же теней. Шел и с каждым шагом все яснее ощущал запах крови и гари, запах смерти и разложения. Запах большой – возможно самой большой со времен выступления безумного Архимага – войны.