– Привет, Саныч! Отгадай загадку: Французский отец, немецкая мать?
Далее последовал ничего не значащий диалог, после чего начальник изрек:
– Да перламутр это! Перл отец по-французски, а мутр – мать по-немецки.
Мы сидели на Неве втроем. Мы это Дима – бородатый мальчик 40 лет, Таня – пухлощекая девушка неопределенного возраста и я. Сидели в буквальном смысле этого слова на Неве в старой барже, причаленной к берегу поперек реки. К борту с внешней стороны была привязана железная лодка – обломок социализма, она была зашита сверху по высоте борта листом железа и напоминала броненосец.
Мы обсуждали с Димой, что в таких лодках плавали пионеры Советского Союза и что вот тогда были настоящие люди, не то, что теперь. Я активно поддерживал разговор, несмотря на то, что был пионером всего два года. Из воспоминаний об этом светлом общественном деле у меня осталась лишь наша вожатая, растерянная, возвышенная, молоденькая девушка-фантазерка, которая продолжала нам рассказывать про чудеса пионерской жизни, Ленина и коммунизм. Вокруг все рушилось, а она продолжала верить в светлое коммунистическое общество, учила нас отбивать пионерскую дробь на партах, так как барабанов у нас не было, и обещала, что самых лучших отвезут бесплатно в Артек. Мы не верили ей, но то как она об этом рассказывала почему-то вдохновляло и будило во мне чувство, что она точно знает, что делать и дело это светлое и правильное.
Таня решила искупаться. Точнее не то что бы она решила, она просто незаметно соскользнула в воду, и я, глядя на нее, недоуменно думал, что же происходит. На душе было состояние тревоги. Я продолжал разговор с Димой, но говорил все меньше, и не слышал, о чем он толковал. Я видел его доброе бородатое улыбчивое с прищуром лицо и ощущал себя в легком трансе. Что-то надо было делать, но я сидел и молчал. Я хотел сказать Тане, что бы она была осторожнее, так как тут глубина метров 20. Но Таня ушла под воду. Я не видел, когда она это сделала. В зеленоватой жуткой воде я видел ее голову. Она торчала в двух метрах внизу, и я ясно видел ее волосы, расчесанных на бока и стянутые сзади хвостиком, редкие, через которые просвечивала белая голова. Сколько она уже под водой? Минуту? Две? Я не засекал время, появилось какое-то странное ощущение. Я чувствовал, как время замедлилось и даже остановилось. Как мы в обычной жизни отмеряем время без часов? Я посмотрел на Диму, и увидел его лукавые прищуренные глаза, в которых не было и капли тревоги, в которых было написано ожидание моей реакции. Ощущение было такое, что он ждет, что я скажу или сделаю, и готов на меня напасть в случае моего неадекватного поведения. Но я не проявлял себя, просто был какой-то ступор и понимание, что он знает, что делает, а я нет. Я сказал, что надо бы ее вытащить, он опустил глаза и перестал на меня смотреть своим гипнотическим взглядом. Он опустился в воду и исчез. Через минуту он вынырнул и сказал, что не нашел ее. Я заметил, что у него нет отдышки. Он опять исчез. Ломило спину, болела голова, затекла шея. Тревоги за Таню не было, да и вообще, что за Таня, откуда она взялась? Чувство отрешенности навалилось на меня. Кто я? Что я тут делаю? Что происходит? Зачем все это? Голова заболела сильнее. Философия опять на меня навалилась глобальными вопросами экзистенциализма.