Губы женщины ярко алели. Только теперь я заметил на ее лице грим. Вот почему меня так удивила белизна ее кожи: и лицо, и шея у нее были покрыты толстым слоем белил. Но это нисколько не умаляло ее красоты. Возможно, при резком электрическом свете или на солнце такой густой грим и выглядел бы грубовато, но здесь, в бледно-голубом сиянии луны, он придавал лицу этой обольстительной красавицы нечто загадочное и смутно зловещее – такое, что наводит на мысль о лисьих чарах. В самом деле, от этого набеленного лица веяло не столько красотой и обаянием молодости, сколько холодом.
Неожиданно женщина остановилась и подняла лицо к небу. Ее щеки, белизна которых до сих пор лишь угадывалась под тенью шляпы, вдруг вспыхнули таким же ярким серебряным сиянием, как морские воды. И по этим щекам, словно роса по листьям лотоса, скатились две сверкающие капли.
– Вы плачете? – спросил я. – Эти капли, сверкнувшие на ваших щеках, похожи на слезы.
По-прежнему глядя на небо, женщина отвечала:
– Да, это слезы. Только плачу не я.
– А кто же? Чьи это слезы?
– Это слезы луны. Она плачет, и ее слезы падают мне на лицо. Смотри! Видишь, как плачет луна?
Я тоже поднял лицо к небу, но ничего особенного не увидел. «Наверное, детям не дано видеть лунные слезы, – подумал я. – И все же странно, что они падают только на ее лицо».
– Неправда, – невольно вырвалось у меня. – Это вы плачете.
Запрокинув голову, чтобы я не видел ее заплаканных глаз, женщина молвила:
– Нет, нет. С чего мне плакать? Я никогда не плачу, даже если мне очень грустно.
Но я чувствовал, что она едва сдерживает рыдания. Из-под ее ресниц беспрестанно струились слезы; огибая крылья носа, они скатывались ей на подбородок, оставляя влажные следы. Каждый раз, когда она беззвучно всхлипывала, горло ее судорожно сжималось, и я боялся, что она задохнется. Слезы, вначале похожие на капельки росы, теперь заливали ее лицо, попадая в нос и в рот. Пытаясь сглотнуть их, она сильно закашлялась.
– Ну вот, я же говорил, что вы плачете. Скажите, что вас так печалит? – спросил я и погладил ее по плечу.
– Ты спрашиваешь, что меня печалит? Разве можно не печалиться в эту лунную ночь? Ты ведь тоже в глубине души испытываешь печаль.
– Да, вы правы. Мне тоже ужасно грустно. Сам не знаю, отчего.
– Поэтому я и говорю: взгляни на луну. Это она навевает печаль… Если тебе так грустно, поплачь вместе со мной. Ну же, прошу тебя, поплачь.