За нужное нашел я желающим меня показать и для отворения на сих днях пространно милостивой моей двери послать нарочного…»
– Это я и есть, – перебил его бродяга, стукнув в пол деревяшкой. – Читай.
– «И башкирской области старшинам, деревенским старикам и всем малым и большим так, как гостинец, посылаю мои поздравления.
Без всякого сумнения идите и, как прежде сего ваши отцы и деды, моим отцам и дедам же служа, выходили против злодеев в походы, проливали кровь, а с приятелями были приятели, так и вы ко мне верно, душевно и усердно, бессумненно к моему светлому лицу и сладко-язычному вашему государю для походу без измены и пременения сердцов и без криводуши в подданство идите…»
Аким вдруг остановился и строго посмотрел на бродягу.
– Ну, Иван, – сказал он, и голос его дрогнул. – Коли соврал ты, век тебе такой грех не простится. Ведь что он пишет-то!..
– «Ныне я вас даже до последка землями, водами, лесами, жительствами, травами, реками, рыбами, хлебами, законами, пашнями, телами, Денежным жалованьем, свинцом и порохом, как бы желали, так пожаловал по жизнь вашу». Ты послушай только: «всех вас пребывающих на свете, – он повысил голос, освобождаю и даю волю детям вашим и внучатам вечно».
Аким встал и три раза перекрестился на образ. Он точно вырос, и лицо у него посветлело.
– Волю дает. Всем! Всю жизнь дожидался я. А дождаться не чаял. Скоро ли теперь?
– А вот как приклонятся все. Завистцев как всех покорит, – сказал бродяга. – Каждый день к нему приклоняются казаки, башкирцы тоже. Ну, киргизы там. И русского народа, конечно. Там у него в Берде всякого жита по лопате.
– Как же сейчас-то? На Москву, что ли, пойдет государь? – спросил Аким.
– Само собой, на Москву. А только наперед всем приклониться велено. Меня вот сюда прислал полковник евоный, Хлопуша. По заводам он послан. А я чтоб наперед разузнал, как тут заводские. Я было им нынче говорил, хотел указ прочитать, да грамоте никто не горазд. Вот к тебе и послали. Ты им указ-то завтра почитай.
Аким кивнул головой.
– Ну, я пойду, – сказал бродяга. – Один тут меня звал. Знакомый тоже.
Захар проворно отскочил от двери и, забившись в угол, смотрел, как бродяга проковылял через сени и стал спускаться с крыльца, постукивая по ступенькам деревяшкой. Только тогда Захар отворил дверь и тихонько вошел в избу.