Тэхён почти физически ощущал холод, исходящий от ледяной ухмылки вана – такой же, с какой Ёнсан-гун смотрел на труп наложницы Чон, женщины, принявшей Тэхёна как родное дитя. До сих пор перед глазами стояла эта картина: неподвижное тело, мешок на голове; жизнь, вытекшая струёй крови.
На лбу юноши выступил пот, и он сказал себе: «Не думай об этом. Отгони воспоминания».
Ему потребовалось несколько секунд, чтобы взять себя в руки. Он натянуто улыбнулся и посмотрел на вана. Тот уже поднял лук и нацелил стрелу на самку оленя. Она подняла голову, словно что-то почувствовала, и её уши дрогнули. В следующую секунду они вместе с детёнышем пустились прочь.
«Беги,– умоляла наложница Чон накануне кровавой чистки Ёнсан-гуна.– Ван убьёт нас всех…»
Стрела просвистела в воздухе и попала в цель с жутким глухим звуком. Самка оленя замертво рухнула на землю, не издав ни звука..
«Улыбайся», – напомнил себе Тэхён.
Его губы сложились в тугую дугу. Ударили в барабаны – их боем всегда отмечали блестящие выстрелы вана на охоте. Осиротевший оленёнок в страхе умчался в чащу.
– Прекрасный день для охоты! – объявил Ёнсан-гун, сияя. – Не так ли?
– Да, ваше величество, – ответили ему хором. – Просто великолепный.
Все покорно склонили головы, сгорбившись под весом унизительных табличек, которые ван вынудил носить всех без исключения чиновников. Они всегда висели у них на шее и гласили:
РОТ – ЭТО ДВЕРЬ, ПРОПУСКАЮЩАЯ БЕДУ.
ЯЗЫК – ЭТО МЕЧ, ОТРУБАЮЩИЙ ГОЛОВУ.
ТЕЛО БУДЕТ В ПОКОЕ,
ПОКУДА СОМКНУТЫ ГУБЫ
И СПРЯТАН ЯЗЫК ГЛУБОКО.
Ван развёл руки в стороны, и шёлковые рукава раздулись на лёгком ветру.
– Братья мои! – воскликнул он, оборачиваясь к всадникам, и в его здоровом глазу блеснула задорная искорка. – Я в превосходном настроении! Развлечёмся игрой, что скажете?
Тэхён стиснул поводья, собираясь с духом.
– Приготовьте луки и стрелы, – объявил Ёнсан-гун, и на его лице появился хищный оскал. – Любой, кто вернётся к закату без добычи, будет казнён. Да начнётся охота!