Алил Калин, рядовой Первого батальона Аимканского пехотного полка, машинально прижался к земле, будто попытался растечься по ней лужей воды. В щели между пакгаузами царит тьма, тут не то, что один человек, целый взвод спрятать можно, хрен кто заметит. Однако от волнения сердце ходит ходуном, во рту пересохло, а на лбу выступила испарина. И вряд ли дело в том, что в Аргунии, в тропической стране, даже в глухой час ночи жарко и влажно.
Место для наблюдения выбрано очень удачно, Алил не зря присмотрел его заранее, ещё днём при свете Геполы. Так-то официально пирс имеет какой-то там номер, то ли пятый, то ли вообще пятнадцатый, однако в народе его упорно называют иначе – Услада. Нужно признать, прозвище более чем точное.
Широкий пирс вдаётся в грязные воды Тилсары на несколько десятков метров. Всего два парусника пришвартованы к его левому боку. Речные воды тихие, оба судна не скрипят и не качаются. В отличие от собратьев по правую и левую стороны, Услада ярко освещён. Целых четырнадцать масляных фонарей заливают толстые доски настила неровным жёлтым светом. Четверо часовых в красных мундирах и с мушкетами на плечах бродят туда-сюда словно заведённые солдатики. Да, рядовые то и дело останавливаются, оглядываются, даже зевают, но непременно топают и топают дальше. В глухой час ночи огромный порт наконец-то утих, словно уснул, от чего скрип досок под грубыми солдатскими башмаками кажется особенно громким и пронзительным.
А вот и господин офицер, Алил презрительно скривился. Под широким навесом отлично виден ещё один красный мундир, офицерский, с аксельбантом и сшитый более ладно. Грузная фигура развалилась в плетёном кресле. Рядом на столике, посреди пустых бутылок и кружек, валятся треугольная шляпа. Громкий храп извещает на всю Усладу, какая же трудная и ответственная служба у господина лейтенанта Ветига, командира Второй роты. Эту жирную свинью Алил легко узнает даже в полной темноте и за километр.
Как же тяжела и неблагодарна участь простого солдата, Алил от злости сжал кулаки, сквозь зубы прорвалось недовольное шипение. Господин лейтенант в наглую дрыхнет на боевом посту. Но не дай бог он проснётся и заметит, что кто-то из солдат из простонародья решил последовать примеру командира, присел или хотя бы прислонился к фонарному столбу. Сперва будет дикий ор, а потом на бедолагу свалится вся тяжесть строевого устава вплоть до публичной порки на плацу. Зато этому жирному борову, как и всем прочим офицерам, что в наглую дрыхнут на посту, ничего и никогда не бывает.