–Хочу,– проглотив слюну, ответила Любка.
–Не успела домой прийти, уже жрать она хочет,– сварливо произнесла Клава,– мой руки и садись. Мне с тобой поговорить надо.
–Разве доктор не говорила тебе, что надо за мной приехать?– сжавшись в комок, спросила Любка, садясь за стол. Она положила себе в тарелку несколько картофелин и очищала с них кожуру.
–А ты что за фифа такая?– грозно спросила мать,– сама приехать не могла? Вот же приехала. А мне за Вовиком ухаживать надо. Когда еще у него нога срастется.
Любка угрюмо вздохнула.
–Ты что-то мне сказать хотела,– хмуро произнесла она,– говори.
–Я все время с Вовиком дома,– жалостливо произнесла Клава,– да и здоровье мое пошаливает. Видеть стала хуже, и все такое. В общем, так: ты после школы беги на ферму. Подменишь там меня. Сено коровам подбросишь, да и доить ты тоже умеешь.
–Слабая я еще, мама,– сдерживая слезы от обиды, пробормотала дочь,– сил у меня нету.
–Ничего страшного!– обозлено крикнула Клава,– я всю жизнь на ферме кручусь. Не переломилась. И ты не переломишься. С завтрашнего дня меня заменишь, а то нам трудодни не насчитают.
–Зря ты ее туда посылаешь,– невинным голосом вступился за сестру Вовка.
–Почему это?– искренне удивилась Клава.
–Так она там все стадо сглазит,– захохотал Вовка,– они все подохнут или перестанут молоко давать.
–Заткнись, придурок!– заорала Любка. В ее звенящим от ярости голосе было столько ненависти, что мать с сыном переглянулись, и все слова застыли у них в горле.
Отшвырнув тарелку с недоеденной картошкой, Любка выскочила из-за стола и убежала к себе в комнату.
–Не надо,– смущенно сказала Клава сыну,– не дразни ее, а то, как бы действительно беду на нас не накликала.
–Ты думаешь, что она оборотень?– боязливо спросил Вовка.
–Глупости все это,– обрезала сына Клава,– не знаю, какой дурак пустил этот слух. Поймаю, всю морду расквашу.
Вовка из подлобья взглянул на мать и, трусливо втянув голову в плечи, пошел на крыльцо.
–Курам корм задай,– крикнула ему вдогонку Клава.
Хоть Клава и обещала кое-кому расквасить морду, но слухи о том, что ее дочь оборотень, подогреваемые Вовкиными выдумками, расползались по всей деревне. У Любки не стало подруг, а парни боялись к ней приближаться, помня о судьбе Коськи. С ней никто не дружил и даже никто не разговаривал. Ей без спора уступали место в школе и в сельском клубе, когда она иногда приходила в кино. Но рядом с ней сразу же оказывались пустые места. Все, кроме Ларисы да бабы Лукерьи, боялись садиться рядом с ней.