– Взял… – как-то не очень уверенно ответил Кохэку и полез в карман за маленьким пленочным фотоаппаратом, его гордостью, подарком от Тэцуо на двадцать шестой день рождения. По привычке протерев объектив рукавом, он протянул его Нэцуми. Та хищно выхватила фотоаппарат у него из рук и кивнула головой в сторону двери.
– Иди, – коротко проговорила она. – Увидимся у машины, ладно?
Араи недоверчиво заглянул ей в глаза, но не осмелился спорить, и, замерев на секунду на пороге, вышел в коридор, затворив за собою дверь.
Китамура глянула на маленькие электронные часы на запястье и мысленно засекла десять минут. Медики наведут тут бардак в считанные секунды, особенно, если версия о несчастном случае покажется им убедительной – во всяком случае, на первый взгляд.
Щелкнула вспышка фотокамеры – и первый кадр пленки запечатлел растянувшееся на полу тело.
Щелкнула второй раз – и захламленная душная кабинка въелась своими очертаниями в целлулоидный квадратик где-то в недрах фотоаппарата.
Щелкнула третий – и слипшиеся от крови волосы Окамото Кацуми навсегда застыли в негативе изображения.
Китамура не успокоилась, пока не отсняла все детали, вернее сказать, пока у нее не закончилась пленка – но даже тогда она продолжила беспокойно мотать головой – ей все казалось, что она запечатлела недостаточно, что упустила какую-то важную информацию, но ничего более она сделать не могла – поэтому взяла себя в руки и вышла в коридор, бросив на лицо Окамото последний взгляд. Свет она оставила включенным.
Вообще-то, Нэцуми не была присуща особая сентиментальность. Даже в детстве ее не трогали ни мертвые бабочки в листве, ни брошенные на станциях метро игрушки. Когда ей было четырнадцать, умер ее дядя, брат матери, но ни сам факт его смерти, ни последовавшие за ней погребальные хлопоты не сдвинули в душе Нэцуми ничего, несмотря на то, что она была с дядей в довольно неплохих отношениях. Не будет ложью сказать, что Китамура никогда не думала о том, что ее может так огорчить смерть незнакомца.
С другой стороны, подумала она, по коридору направляясь к лестнице, в чьей-то смерти нас печалит в первую очередь изменение привычного порядка вещей. Когда что-то исчезает из нашей жизни, а мы не в силах на это повлиять, нас душит осознание своей незначительности. Она подумала, что, может быть смерть дарована человеку, как напоминание о собственной слабости. Что, может быть, смерть бережет людей от чего-то более страшного.