– Тут уж как повезёт, – рассудительно заметила Полина, погладив её по голове, как маленькую.
Они просидели так почти до вечера, пока не подошёл дядя Миха, не напомнил, что кушать пора готовить, забрал Марию.
– Пока всё хорошо. Сегодня я пойду в соседний отряд, передам в центр сообщение о тебе. А уж если и там благосклонно отнесутся, тогда можно жить, ничего не бояться.
– А Верка? Чего она задирается?
– Ты на неё внимания не обращай. Тут отдельная история. Влюблена она в Андриана. Все об этом знают. Андриан привёл тебя, она себе в башку и втемяшила, что ты – его любовь.
– Неужели не видно, что он меня убить готов, а не любить. Уж скорее бы к вам ревновала.
– Ко мне никто ревновать не будет. Я не мужчина после контузии.
– А разве только мужские достоинства важны? Вы меня так поддержали! Не будь вас, они бы меня растерзали. Я же видела, как они на меня смотрели!
– У нас дружный отряд. Но отношения между женщиной и мужчиной регулируются немного не так, как у вас.
– А как? Я не заметила ничего особенного.
– Видишь ли, живём мы все в лагере одной дружной семьёй. У нас не принято жениться, разводиться. Кто кому нравится, кто с кем слюбится, те и спят вместе. Беременные женщины уходят в деревню. Немцы их не трогают, даже не спрашивают, кто, да откуда. Давно уж так сложилось. Им ведь даже на руку, чтобы мы не вымерли, чтобы размножались, чтобы было кому пахать, сеять, а потом их кормить. Детей они тоже не обижают. Главное не зазеваться, успеть в лагерь перебраться после четырнадцати лет.
– Почему?
– Не то загребут в рабство – продадут в услужение.
– Кошмар! Неужели такое бывает?
– А у вас, думаешь, не бывает?
– Я не знаю.
– А я знаю. Был у вас. Николай рассказывал, что ваши чеченцы продавали в рабство своих пленников. Мало их было, потому и огласки такой нет. Наших сейчас тоже почти нет в рабстве, научились в лагерях отсиживаться.