Но почему-то я верил ему. Верил, может быть, потому что кроме него у меня здесь не было никого. Как бы наивно это ни звучало – это была правда. Он был единственным, кому я мог сказать хоть слово. Единственным, кто смотрел на меня не как на пустое место.
И я поверил ему.
День мы выбрали сразу после Святого воскресенья. Сестра Майя часто говорила, что именно тогда к нам приезжают посетители – и, заходя в храм, оставляют пожертвования. Кто эти люди, нам не рассказывали. Мы видели их только сквозь щели в стенах барака – мужчины и женщины, разодетые, с охраной и спутниками.
Когда они появлялись, Хорхе запрещал даже приближаться к стене. Кричал, чтобы мы не смотрели, не шумели. Сам же называл их "сукиными извращенцами", плевал им в спины – в прямом и переносном смысле. Что он знал – я понятия не имел. Да и всё равно. Их мир был слишком далёк от нашего. Мы были грязью под ногами.
И вот, в вечер после такого дня, мы решились.
Пауль разбудил меня глубокой ночью лёгким толчком в плечо. Да я и не спал. Лежал в брезентовом мраке, облитый липким потом, в состоянии, похожем на лихорадочный бред. Колебался. Делать ли это? Лезть ли в чужую пасть? Внутри всё кричало: «Нет, не надо!» – но я заставлял себя верить. Верить ему. Единственному другу, который у меня был.
Он пошёл первым.
Лазейку мы оставили заранее – после внеплановой работы, когда шум и суета во дворе заглушали всё. Пауль отвлёк Хорхе, а я в его углу аккуратно открыл доску у гнилого отхожего места. Пара гвоздей, пара рывков – и щель была готова. Через неё можно было выскользнуть из запертого барака, не привлекая внимания.
Первым пролез Пауль. Затем, спустя два счёта по тридцать— я не умел считать дальше – я поднялся, тихо на полусогнутых подошел к углу барака, нащупал доски и выскользнул следом.
Они отошли в сторону легко и бесшумно. Я прыгнул в холодную ночь, сжав плечи от внезапного холода. Воздух был влажным и липким, как пот. В тусклом полумраке я разглядел фигуру Пауля – он пригнулся у загона с животными и жестом подозвал меня к себе. Я, согнувшись, будто готовясь к удару, скользнул к нему – в ту же темноту, из которой ещё не знал, вернусь ли обратно.
– Я пойду первым и проверю храм. Как только увидишь мой знак – иди за мной.
Я кивнул и растворился в древних досках загона. Пауль, пригнувшись, неспешно направился в сторону храма, двигаясь как зверь, который уже не первый раз крадётся к добыче.