Секцию тут же закрыли.
Остался только хор. Кто-то снова попытался называть Хука Фугой, но нет, не пошло. Во-первых, все чувствовали себя пострадавшими. А Хук – пострадавший в первую очередь. И это вызывало глубокое сочувствие.
А во-вторых, мы прониклись к нему еще большим уважением. Выяснилось, что бокс не просто спорт, а и по жизни нужная и мощная штука. А открыл нам это опять же Хук.
Но Хуку было суждено удивить нас и в третий раз. Он, баянист-мотористбоксер, вдруг женился на историне Кларе. Аристократке из Ленинграда. Через год родился ребенок.
И Хук, чтобы достойно содержать семью, опять ушел в мотористы. Так что и девчонки осиротели. Хор тоже прекратил свое существование.
Меня невзлюбила русыня. Высоченная. С маленькой головкой, узкими плечами, широким во все стороны тазом. И всегда в длинной юбке. Ферзя мы ее звали. Она была у нас с самого пятого класса.
Давила, давила, давила. И в седьмом за первую четверть таки вкатала мне "два".
Отец первый и единственный раз дал мне затрещину. Не за двойку. За то, что мать сильно расстроилась. Она мечтала, что я "выйду в люди", то есть после школы поступлю в институт и выучусь на инженера. А тут – «два». И не текущая, а за четверть.
Самое обидное, что я учил и знал все правила, которые задавали. Отвечал без запинки. Она неизменно ставила «три». А за письменные работы, пестревшие красными чернилами, почти всегда – "два".
То ли я совершенно не умел применять правила, то ли Ферзя чего-то хотела от меня. Или от родителей… Но так, или иначе, за четверть – двойка.
Отец пошел в школу. Не знаю с кем и как он там общался, но начиная со следующей четверти, у меня по русскому был твердый трояк.
Школа в той форме, в какой она тогда существовала, была, несомненно, насилием над природой человека. Приспосабливались, как могли. Был целый арсенал приемов как уворачиваться от этого молоха в самой школе.
А еще – отлынивали, сбегали с уроков. Особенно ранней осенью и по весне, когда нестерпимо тянуло на улицу…
Вспомнилось еще несколько эпизодов из начальной школы.
Был у нас в первом классе маленький мальчик. Петя Каширский. Худенький – в чем душа. Голосок тоненький. Мария Ивановна всегда отпускала его с четвертого урока, предварительно дав на листке задание на пропускаемый урок.
Мы, конечно, завидовали. И время от времени кто-нибудь тоже отпрашивался с четвертого урока.