Любовь в тени сакуры - страница 3

Шрифт
Интервал


Итиро, уже облачившийся в скромный рабочий хаори, склонился над листом. Его брови были сосредоточенно сдвинуты, когда он выводил иероглиф «春» (весна), стараясь передать в каждом мазке мягкость расцветающей природы. Отец Наоми наблюдал за ним, раздумывая, довольно ли тверда его рука. В небольшом отдалении другие ученики – двое юношей и одна девушка – искали свою пластичность в кисти, порой от неуверенности роняя брызги туши.

Наоми принесла поднос с чаем, тихо расставляя пиалы возле каждого ученика. Когда она приблизилась к Итиро, тот приподнял взгляд и улыбнулся ей. Казалось, в этом молчаливом обмене взглядами содержалась целая поэма: приветствие, радость встречи, благодарность и потаённое чувство. Ей так хотелось сказать ему хоть одно приватное слово, но рядом стоял отец, а также прочие ученики, всё видевшие и слышавшие.

– Примите чай, – произнесла она нарочито ровным тоном. – Надеюсь, это поможет вам сосредоточиться.

Итиро наклонил голову в молчаливом поклоне. На сердце у него было тепло: пусть хотя бы так они могут общаться, не вызывая подозрений. Он бегло взглянул на руку Наоми, отметив, как та чуть подрагивает: очевидно, она тоже волновалась.

– Поклонись за гостеприимство, – громко произнёс отец, обращаясь к Итиро, словно стараясь напомнить всем, кто здесь хозяин. – А после продолжай практику: твои линии ещё недостаточно уверенные.

Итиро, поклонившись, вернулся к письму. Но перед мысленным взором у него проносились совсем иные образы: как он вчера видел Наоми в лунном переулке, как нежно падали на её волосы лепестки. «Я должен стать лучшим учеником, достичь высот, – думал он, – тогда, может быть, отец Наоми смягчится». Это была одна из его надежд, хотя он чувствовал, что разрыв в статусах может оказаться слишком большим.

Глава 4. Портрет отца: преданность традициям

Господин Такахиро, отец Наоми, заслуживал отдельного портрета. Это был мужчина средних лет, с тихой уверенностью в осанке. Когда-то он сам служил при дворе местного даймё, составляя каллиграфические надписи и свитки для торжеств, и его имя стало известным в аристократических кругах. После падения сёгуната его род не утратил статуса благодаря умению отца поддерживать связи с влиятельными кланами, соблюдая ритуалы и традиции, которым он доверял безоговорочно.